Электронщик Mura Masa: «A$AP Rocky стоял у меня на заставке телефона. А потом он предложил мне вместе работать»

Британский электронщик Mura Masa приехал в Москву, чтобы выступить на секретной вечеринке Gucci. Бренд, собирающий в свою команду исключительно молодых и классных, не мог обойти вниманием 22-летнего музыканта. В прошлом году Алекс Кроссан (так Mura Masa зовут «в миру», когда он сходит со сцены) выпустил свой первый альбом, в этом году получил за него две номинации на «Грэмми», а в перерывах успел поработать с десятком значимых персонажей современной музыки. А начиналось все, как водится, с Sound Cloud и записи треков в собственной спальне. Или, если копнуть глубже, с Guitar Hero и барабанной установки из подушек.

Мы встретились с Алексом Кроссаном после его московского выступления.

— Ты взял свое сценическое имя у Мурамаса Сэнго, легендарного японского мечника, которого описывают довольно мрачно: как человека невероятно искусного, но жестокого, чьи мечи будто бы жаждут крови — не обязательно врага, может даже, и собственного хозяина. Ты наверняка читал о нем, прежде чем выбрать такое имя. Этот псевдоним говорит что-то о тебе?

— Ну мне нравятся такие мрачные, темные вещи. Я вообще немного гот. Но, если честно, я особенно не задумывался о значении этого имени — мне просто понравилось, как оно звучит. Может, в этом была какая-то подростковая тяга к драматизму. Но не ищите скрытых смыслов: никакой тайной депрессии или тяги к суицидам у меня нет. Депрессивные периоды, конечно, бывали, но у кого их не было?

— Знаешь, есть такое клише в инди-фильмах — образ девчонки или парня из провинциального городка, где ничего не происходит. Такого не понятого никем парня, не похожего на остальных. Мечтающего, лежа на кровати и глядя в потолок, как он вот-вот сбежит отсюда — и тогда-то начнется настоящая жизнь. Было у тебя что-то общее с такими персонажами?

— Что-то вроде того, да. Мне нравился город, в котором я вырос, там по-настоящему красиво: деревья, поля, море. Я любил это место. Но, как ты и сказала, вокруг ничего не происходило. Это очень маленький городок. Вроде тех сериальных, куда приезжает детектив разгадывать какое-нибудь загадочное происшествие. В некотором смысле я думал о том, чтобы оттуда сбежать.

— И куда ты сбегал, чтобы почувствовать связь с большим миром?

— В интернет! Я часами сидел в интернете. Там и познакомился с электронной музыкой, с хип-хопом, со всем этим. Потому что вокруг меня в реальности ничего подобного, конечно, не было. В основном я занимался всякими нормальными, скучными вещами, как и все подростки. Было особо нечего делать, кроме как пить с приятелями — фэйкового айди, как показывают в фильмах, у меня никогда не было, мы просто просили кого-то из ребят постарше купить что-то на всю компанию. Еще я играл в панк-группе, много плавал.

— Ты говорил как-то, что какие-то музыкальные направления открыл для себя через компьютерные игры — чуть ли не через Need For Speed. Это правда?

— Ага. Я вообще много торчал за компьютером. Но я не был антисоциальным, каким-то уж совсем гиком или одиночкой в грустном смысле — у меня все было нормально. Я и сегодня люблю проводить время наедине с собой. И в компьютерные игры тоже играю, когда есть время: в поездках, когда везут куда-то или когда сидишь в аэропорту. Но так, как раньше— когда садишься за компьютер и пропадаешь на сутки, — уже не бывает. Я даже пытался сделать так, когда выдавался свободный день, но заканчивалось все равно тем, что я закрывал игру и начинал писать музыку.

— В 10 лет ты собрал свою первую барабанную установку — из подушек. В 15 уже играл в группе. В какой момент ты перешел с подушечных инструментов на настоящие?

— Это, конечно, заняло какое-то время. Я не знал никого, кто бы играл на барабанах. У кого бы они хотя бы были. И мне нужно было сначала как-то добраться до настоящих инструментов — подружиться с настоящими музыкантами. Но на самом деле не так уж много изменилось с тех пор! Я и сегодня, выходя на сцену, чувствую то же самое, что и тогда, хлопая по подушкам у себя в спальне.

— А с кем-то из своих друзей из Гернси ты еще держишь связь? Как они отреагировали на твой успех?

— Да, у меня есть группа из четырех-пяти друзей, которых я знаю с детства. Мы часто созваниваемся, встречаемся все вместе пару раз в год. Я вообще думаю, что важно иметь друзей из своего родного города, которые знают, кто ты, откуда вы все. Они радовались за меня, когда с музыкой все выгорело. Что круто в лучших друзьях — они не меняются, когда ты добиваешься успеха. Они ведут себя так же, как и раньше, и посмеиваются надо мной иногда.

— Вот ты наконец сбежал и оказался в Брайтоне, попал из маленького города в большой. Что тебя больше всего поразило?

— Город, где я жил, был таким маленьким, что все друг друга знали. В нем за 10 минут можно было добраться до дома, в какой бы точке острова ты ни находился. Меня пугали размеры Брайтона. Казалось, что город такой большой, что в нем легко потеряться. И люди были совсем другими — у них совершенно иной склад мышления, прогрессивный, открытый. В нашей провинции было по-другому. Если не можешь побороть это свое мышление человека из маленького города, то сам себя отправляешь в изоляцию — сидишь как в клетке. Мне до сих пор каждый день приходится избавляться от него в каких-то моментах.

А потом я переехал в Лондон — и влюбился в него. Там были такие разные люди, любые типажи, которые можно себе представить! Ты идешь по улице и встречаешь 10 человек из 10 разных стран, и каждый играет свою музыку — это просто сбивает с ног. Мне нравится до сих пор использовать инструменты и звуки из разных уголков света, переосмыслять услышанное в разных его концах. Думаю, это довольно здорово. Ты, человек из маленького городка, вдруг попадаешь в место, где сходятся дороги со всего мира.

— В одном из твоих треков, «Nuggets», есть строчка: «Cause we were all young and happy and had no problems and now everyone's fucked» — звучит как слова человека, который только что в чем-то разочаровался, не оправдал своих же надежд. Но ты ведь очень успешен?

— Под fucked я имел в виду другое. Когда ты ребенок, у тебя нет никакой ответственности ни перед кем. Тебе кажется, что школьные уроки — это важно. Твоя летняя подработка — это важно. Еще тебе надо хорошо себя вести, чтобы родители были довольны. Но потом ты вырастаешь, и вдруг начинается совсем другое. Вау, оказывается, надо платить ренту! И еда тоже не бесплатная! Настоящие вещи, настоящие проблемы — на тебя все обрушивается разом. Понимаешь, что такое реальный мир. Я не говорю, что это плохо. Это просто часть взросления. Я записал этот разговор, потом вошедший в трек, когда мы с друзьями были в Дублине. Мы гуляли по району, в котором они выросли, и мимо нас проехал на велосипеде какой-то парень, с которым они учились в школе. Он стал наркоманом. И Кассия (Кассия О'Райли, она же Bonzai. — Прим. редакции) сказала: «Как странно, не так ли?» Мы все были так счастливы, тусили в школе вместе, а теперь все вот так. Вряд ли кто-то строит такие планы на жизнь. А получается всякое.

— В школе на будущее каждого возлагают какие-то ожидания. Королева красоты будет идеальной всю жизнь. Капитан футбольной команды останется королем жизни. Хулиган попадет в тюрьму. Но далеко не всегда все заканчивается именно так, как все рассчитывали. А от тебя, как думаешь, чего ожидали?

— Думаю, меня считали умным. Ожидали, что я построю карьеру. Стану юристом или вроде того. А я не смог и года проучиться в университете. Не знаю даже, чего еще от меня ждали. Думаю, ничего особенного.

— А ты сам чего ждал от себя? Нацелился сразу только на музыкальную карьеру?

— Скорее просто не хотел тратить свое время на что-то другое. Я не был уверен, что в музыке я точно стану успешным. Я ни на что не рассчитывал. Мне просто нравилось этим заниматься — это было весело! И музыка как-то постепенно захватила мою жизнь. Многие люди не верят в то, что делают. Они работают для кого-то, ради чьего-то одобрения. А я просто думал, что моя музыка хороша, и был рад, когда кто-то еще это понимал. Так ты и побеждаешь: просто не ставишь себе никаких планок вроде «я буду таким, я добьюсь того». Нет ожиданий — не будет и отчаяния.

— В мире довольно много историй о тинейджерах, которые делают музыку у себя дома, выкладывают в Сеть и становятся знаменитыми, подписывают контракты с лейблами. А вот про сорокалетних людей, у которых все столь же удачно складывается, историй как-то меньше. Ты не боишься взросления?

— Боюсь. Больше всего меня пугает мысль, что то, что я люблю и делаю, в какой-то момент просто перестанет быть релевантным. Дело ведь в моменте: то, что я делаю сегодня, резонирует с чем-то в воздухе. И поэтому популярно. Но это «что-то в воздухе» меняется очень часто. И вот в какой-то момент вдруг оказывается, что ты больше не чувствуешь струю, выпадаешь из нее. Может, в этом есть и положительный момент: если понимаешь, что теряешь связь со временем, это может стать толчком к росту. Ну или к нелепым попыткам догнать время — уж как пойдет. У меня, думаю, все будет в порядке.

— В прошлом году ты выпустил свой первый альбом. И говорил, что сперва хотел сделать что-то глубокое, рассказать историю, а потом плюнул на все и решил наполнить свой первый диск просто хорошей музыкой. Почему?

— Единственными вещами, о которых я хотел в тот момент поговорить, были любовь и грусть — две темы, избитей которых просто не найти. Об этом уже все сказано — и лучше, чем мог бы сказать я. Если ты не Дэвид Боуи, стоит ли пытаться быть им? К тому же я подумал, что пока очень молод. У меня не так много опыта, чтобы вещать о чем-то. Так лучше я сделаю просто 13 хороших треков, не буду ничего из себя выжимать. Может, следующая пластинка будет другой, со сквозной историей.

— Тогда давай о хороших вещах, больше ничего мрачного. Как началась твоя дружба с Gucci?

— Что же было первым? Я купил костюм-тройку Gucci, чтобы пойти в нем на музыкальную премию. Думаю, кто-то из Gucci тогда меня и заприметил: о, так это парень любит наш бренд! Записываем. И сперва мы с ними в этом году сделали вечеринку в Милане, а потом меня позвали отыграть сюда, в Москву. Меня вообще всегда интересовала мода, я люблю одежду, сам делаю свой мерч. Это все очень интересно.

— Помнишь свой первый крупный чек, который получил как музыкант?

— Думаю, это случилось после того, как вышел мой первый EP. Я получил первые выплаты по роялти в тот год и подумал: вау! Да это реально большие деньги. Я и не рассчитывал ни на что такое.

— И как ты потратил их?

— Да в общем никак, ничего запоминающегося — на всякие повседневные вещи. Я не большой любитель тратиться, гулять на широкую ногу. Я плачу за аренду, покупаю иногда одежду — и в общем все. Но мне нравится именно покупать вещи. Это круто. Когда тебе постоянно дают что-то бесплатно, чувствуешь себя странно. По крайней мере, я. Как будто на самом деле этого не заслуживаешь, и это все так неправильно. Мне кажется, если это чувство когда-нибудь уйдет окончательно, значит, со мной что-то не то.