Удар об «Стену»: прощальное письмо к уходу Владимира Мединского
Театральный обозреватель Антон Хитров прощается с Владимиром Мединским, анализируя его амбиции как писателя и руководителя российской культуры
Я познакомился с Владимиром Мединским пару лет назад. Ну то есть как познакомился — мне написал педагог из вуза, который я тогда три года как закончил. Имени не называю. Если вы это читаете — спасибо вам большое за заботу.
— Мне надо вас увидеть буквально на минуту. Где-то в центре, может, пересечемся? — сказал учитель.
Уточнять я ничего не стал: и так понятно, что по переписке вопрос не решить. Сел в метро и приехал на «Чеховскую».
— Антон, я не знаю, что вы натворили, но в институт приходили из ФСБ. Спрашивали ваше личное дело.
Да я и сам понятия не имею, что натворил. В пикетах я не стою, никаким активизмом не занимаюсь, даже на митинги хожу раз в два года. Хотя стоп. Ну да, точно. Но это же бред какой-то. А с другой стороны: какие еще могут быть варианты?
За две недели до того разговора на Colta.ru вышла моя статья о спектакле Малого театра под названием «Смута. 1609–1611». Малый, самый старый столичный драмтеатр с впечатляющей историей, в последнем десятилетии оказался на периферии театральной жизни, и «Кольта» ни за что не стала бы рецензировать его премьеру, если бы не фамилия автора. «Стена», патриотический эпик о польской осаде Смоленска, адаптированный штатным режиссером театра, 82-летним Владимиром Бейлисом, — это дебютный роман Владимира Мединского, напечатанный в 2012 году, незадолго до того, как писатель оказался во главе Минкульта.
Статья была резкой. Старомодный костюмный спектакль, настойчиво внушавший зрителю, что Россия навсегда останется для Запада непостижимой и чужой, меня не впечатлил. Посыл был такой: что бы министр о себе ни думал — пропагандист из него так себе. Потому что пропаганда, как и драматический театр, — это искусство рассказывать истории. А Мединский не сумел написать ни одного хоть сколько-нибудь интересного персонажа с живым характером и внятной целью — сопереживать его героям не легче, чем кораблям в игре «Морской бой» или шахматным фигурам.
Критику «Стены» писатель, похоже, воспринял болезненно. Скажем, литературному обозревателю Роману Арбитману язвительная рецензия на роман, по его собственным словам, стоила работы в саратовской газете. Журналист выудил из книги и прославил на весь интернет особенно неловкий отрывок, где воинственный старец Савватий едва ли не дословно цитировал Владимира Путина: «Везде супостатов преследовать будем. На дороге — так на дороге. А ежели в сральне поймаем, так и в сральне загубим». Арбитмана уволили через несколько дней после визита Мединского в Саратов.
Творческие амбиции Владимира Мединского показательны. Все эти восемь лет чиновнику явно было тесно в роли управленца-завхоза: он ощущал себя куратором, трендсеттером, мечтал развернуть отечественную культуру к «большому стилю» с его прогосударственным пафосом, апофеозом побед и достижений, опорой на классические образцы. Но, чтобы вот так управлять естественным развитием искусства, которое давным-давно попрощалось с имперской нормативностью, нужен громадный культурный кругозор и исключительное продюсерское чутье — либо команда, способная возместить руководителю эти качества.
Нельзя снимать патриотические блокбастеры, не разобравшись, как работают блокбастеры настоящие, голливудские, — а Мединский всегда смотрел на франшизы типа «Мстителей» сверху вниз, не пытаясь разгадать секрет их популярности. Нельзя создать альтернативу современному искусству, не понимая его, — а министр, похоже, искренне не видел разницы между городским сумасшедшим и Петром Павленским или между кучей строительного мусора и инсталляцией Инь Сючжэнь на Московской биеннале. Нельзя привить обществу гордость к русской и советской истории через истуканов Салавата Щербакова, неспособных вызвать никаких эмоций, кроме недоумения, — их заказчики, похоже, вообще не имеют представления об эволюции памятника в XX веке.
В общем, нельзя недооценивать современную культуру, если собираешься с ней конкурировать. Иначе придется вести борьбу с помощью грубой силы: двигать кинопремьеры в прокате, отнимать финансирование у неправильных проектов, увольнять и преследовать людей, производящих нежелательное искусство. Мединский выбрал именно такой путь — соблазнительно простой и не слишком эффективный. В итоге пострадали отдельно взятые очаги современной культуры, а нового «большого стиля» в России так и не появилось. Ни великого пропагандистского кино, ни великой пропагандистской архитектуры, ни великих пропагандистских памятников — только провинциальные, неуклюжие подделки под пропаганду наподобие той же «Смуты» в Малом театре.
Кстати, та моя история с ФСБ не закончилась ничем. После встречи с педагогом я на всякий случай попросил у знакомой контакт адвоката и пару месяцев старался не говорить лишнего ни по телефону, ни в соцсетях. Но больше ничего не произошло. Видимо, в ФСБ меня сочли неопасным. В принципе, у меня нет доказательств, что Мединский или его помощники причастны к этой истории — но никакого другого объяснения я не смог придумать. Если когда-нибудь встречусь с экс-министром — обязательно спрошу.
