Темная сторона «Ла-Ла Ленда»: трудолюбие вместо таланта, фантомная ностальгия и обреченный роман

Дэмиен Шазелл со школы мечтал стать музыкантом. Едва ли он представлял, что на пути к славе встанет деспотичный учитель. Шазелл проводил за барабаном дни напролет, но в конце концов сдался. Впоследствии это вдохновит его на историю о джаз-барабанщике Эндрю Нимане. В отличие от Шазелла, Ниман не сломался и бросил вызов своему учителю.

К счастью, помимо музыки у студента была и другая любовь — кинематограф. После окончания Гарварда Шазелл снял свой первый мюзикл — «Гай и Мэдлин на скамейке в парке». История любви джазового музыканта и замкнутой девушки стала признанием в любви американским мюзиклам 30-х, где роли зачастую исполняли известные джазмены вроде Дюка Эллингтона и Бесси Смит. Спустя много лет Шазелл отдаст дань уважения и мюзиклам 50-х и 60-х — от «Поющих под дождем» и «Рапсодии» до «Вестсайдской истории» и «Шербурских зонтиков».

«Ла-Ла Ленд» вышел в российских кинотеатрах только в прошлый четверг, но над отношениями джазового пианиста Себастьяна и начинающей актрисы Мии уже было пролито немало слез. Попробуем заглянуть за яркий фасад и разобраться, из чего состоит один из главных фаворитов грядущего «Оскара».

«Ла-Ла Ленд» и стартаперы

Шазелл завязал с музыкой, когда убедился, что у него нет к ней таланта. Судя по всему, это открытие далось ему тяжело. В «Одержимости» и «Ла-Ла Ленде» вопрос одаренности героев оставлен в стороне. Что, если Эндрю Ниман просто никудышный барабанщик, Миа — плохая актриса, а Себастьян — посредственный пианист?

Как бы глубоко Шазелл ни уходил в прошлое, он все равно остается продуктом современности. Сегодня гении уступили место трудоголикам. Романтики XIX века восхищались Моцартом, а неоромантики возводят на пьедестал Сальери. Теперь не так уж и важно, кому повезло в генетической лотерее: титанические усилия способны развить даже скромные природные данные. Главное — верить и следовать за мечтой: на этой идее построен весь современный кинематограф.

Поэтому Шазелла совершенно не волнует, насколько оправданы притязания его героев. Для него именно способность мечтать выделяет человека из толпы обывателей и филистеров. Отсюда и популярность в среде всевозможных хипстеров, для которых один дерзкий стартапер стоит десятка неизвестных гениев, пишущих в стол. Что, впрочем, не отменяет того, насколько талантлив сам Шазелл.

«Джаз не умер — он просто странно попахивает»

На голливудских холмах чернеют три могилы. Первое надгробие гласит: «Классический джаз, 1880–1929», следом идет «Золотой век Голливуда, 1928–1949», и наконец — «Американский мюзикл, 1866–1985». Знатоки, пришедшие почтить память усопших, наверняка затеют пламенный спор о датах и не заметят главного — все три могилы пусты.

В 2017 году мы все стали заложниками фантомной ностальгии. «Не жил, не знаю, но как увижу, так в груди щемит» — сегодня даже самые темные пятна истории могут быть удостоены этих слов. Мы стремимся разрушить связь времен и отказываем прошлому в праве оставаться прошлым.

Шазелл, например, не поверил, что джаз, мюзиклы и классический Голливуд мертвы. В колледже он полюбил мюзиклы 20-х и 30-х, а во время каникул в Париже впервые увидел на большом экране «Бонни и Клайда» и фильмы с Марлоном Брандо. Что же касается его любви к джазу, то ее не смог вытравить даже жестокий ментор. Здесь следует отметить, что послезавтра режиссеру исполняется 32 года. Всего лишь 32.

И вот он бросает все свои силы, бьется в закрытые двери студий и не спит ночами, чтобы создать виртуозную фальшивку. Недаром его то и дело сравнивают с Тарантино, еще одним заложником XX века. «Ла-Ла Ленд» — это ни в коем случае не ностальгический мюзикл — это мюзикл о ностальгии. Несмотря на блестящую стилизацию, в кадре мелькают приметы современности, которые помогают осознать, в какой капкан угодили главные герои.

Обыкновенный идеализм

Начинающая актриса Миа рвется на «фабрику грез» и не замечает, во что та превратилась. В первой трети внимательный зритель может заметить, как один из гостей вечеринки, известный писатель, заявляет: «Идея рассказать „Златовласку и трех медведей“ с точки зрения медведей… Может получиться что-то вроде франчайза». Миа в этой сцене собеседника почти не слушает и пытается найти возможность сбежать с вечеринки.

Ее воображение рисует другие картины. Она вспоминает, как Хамфри Богарт прощается с Ингрид Бергман в «Касабланке», и мечтает стать голливудской дивой. Однако на современной студии Warner Bros. ей в лучшем случае уготована роль в «Чудо-женщине — 3» или «Фантастических тварях и где они обитают — 4».

Себастьян, пианист из Лос-Анджелеса, гораздо скромнее. Он понимает, что ему не суждено стать новым Дюком Эллингтоном. Амбиции Себастьяна замыкаются на скромном баре, где будут играть настоящий джаз, а не какой-нибудь условный фьюжн. Для этого он исполняет поп-хиты на вечеринках, играет в ресторанах и в конце концов становится частью группы, чья музыка вызывает у него тихую ненависть.

Отношения Мии и Себастьяна обречены с самого начала. Идеалист не может ужиться под одной крышей с реалистом. Себастьян для Мии если не предатель, то как минимум конформист.

***

«Одержимость» воплотила в себе травматические воспоминания Шазелла, а «Ла-Ла Ленд» — фантомную ностальгию по временам, где он никогда не жил. Следующим его проектом должен стать байопик о Ниле Армстронге — человеке, который первым ступил на Луну. О чем еще мечтал нынешний любимец публики и академиков? И что будет, когда все его мечты доберутся до кинотеатров? Честно говоря, эти вопросы хочется оставить без ответа.

В тени «Ла-Ла Ленда»: три режиссера, которые воскресили мюзикл

Джон Карни

Бывший басист ирландской рок-группы The Frames, который, подобно Шазеллу, предпочел музыке кинематограф. В прошлом году выпустил свой второй мюзикл — «Синг Стрит», получивший номинацию на «Золотой глобус», однако пролетевший мимо зрительских радаров из-за «Ла-Ла Ленда». В отличие от своего американского коллеги, ирландец Карни с теплотой вспоминает 70-е: вместо джаза у него звучат Duran Duran, The Cure, The Clash и Spandau Ballet. Кроме того, он старается держаться подальше от мейнстрима и продолжает снимать кино в родном Дублине. И все же Карни успел отметиться в Голливуде с драмой «Хоть раз в жизни» с Кирой Найтли и Марком Руффало. Мечта у героев Карни всегда одна — свалить из Ирландии в Лондон и подписаться на лейбл.

Роб Маршалл

Именно Маршалл заставил всех снова воспринимать мюзиклы всерьез. Его адаптация бродвейского мюзикла «Чикаго» получила шесть «Оскаров» — именно такую судьбу сейчас прочат «Ла-Ла Ленду». После головокружительного успеха Маршалл снял мюзикл «Девять», а затем перенес на большой экран еще одну бродвейскую постановку — «Чем дальше в лес» Стивена Сондхайма. Тем не менее до лавров своего дебюта он так и не дотянул. В следующем году режиссер Маршалл вновь попытается вернуть себе звание главного постановщика мюзиклов в Голливуде — вместе с продолжением истории о няне Мэри Поппинс, где должны сыграть Эмили Блант и Мерил Стрип.

Том Хупер

Режиссер оскароносной драмы «Король говорит!» отметился всего одним мюзиклом, зато каким — адаптацией одного из главных хитов Вест-Энда «Отверженные». Во время съемок пошел на беспрецедентный шаг и не стал загонять актеров в студию, записав все песни вживую прямо на площадке. Последняя попытка Голливуда вновь сделать мюзиклы популярными завоевала три «Оскара» и три «Золотых глобуса».