Христианский блокбастер «Молчание» Мартина Скорсезе: за и против

В эпоху географических открытий путь из католической Португалии в экзотическую страну самураев занимал около года с непременными остановками в Индии и Китае. Мартину Скорсезе, живому классику кино, понадобилось почти 30 лет и десяток остановок, чтобы рассказать историю двух иезуитских священников, отправившихся на поиски своего учителя отца Феррейры (читай: Бога) в залитую христианской кровью Японию. Одноименный роман-размышление японского католика Сюсаку Эндо о том, почему христианство не прижилось на болотных землях его родины, стал камнем преткновения для маститого режиссера, который занялся адаптацией книги через два года после съемок «Последнего искушения Христа». Менялись актеры, подавались судебные иски, разрывались контракты и рушились декорации, но Скорсезе с упорством миссионера шел к своей цели — путь завершился лишь в 2016 году.

Результат с 26 января можно видеть в кинотеатрах. Уже ясно, что «Молчание» не достигнет высот предыдущих работ режиссера. Отсутствие фильма среди главных оскаровских номинантов и скупые кассовые сборы ($10 млн против $40 млн бюджета) демонстрируют это нагляднее сдержанных критических отзывов. Разбираемся, стоит ли идти на эпичный христианский блокбастер в кино.

ЗА

Неожиданный поворот Мартина Скорсезе от хулиганского «Волка с Уолл-стрит» в сторону медленного и обстоятельного кино
Многие режиссеры, проходящие под грифом «живые классики», чаще всего заканчивают карьеру в статусе музейных экспонатов, пускай и обязательных для изучения. Современный Скорсезе, которого мы знаем и любим, — постановщик удивительной витальности и энергетики, на седьмом десятке лет словно ушедший в хулиганский отрыв, апогеем которого стал «Волк с Уолл-стрит». Новый фильм Скорсезе рушит эту тенденцию в пух и прах, возвращая режиссера в лоно большого жанра исторического эпика. Последний раз он выпускал картину о целой исторической эпохе 20 лет назад — это был «Кундун», рассказывавший историю Далай-ламы XIV и его борьбы за независимость Тибета. «Молчание» — такое же медитативное и неспешное кинополотно, затрагивающее основы религиозного вопроса.

Непредвзятый взгляд на религию
Мартин Скорсезе — пожалуй, самый известный католик в современном кинематографе, сам в юности мечтавший о профессии священника. Что не помешало ему снять фильм, в котором христианские догматы не проповедуются в качестве единственно верных. Более того, именно личные религиозные сомнения режиссера привели к тому, что тональность «Молчания» получилась на удивление нейтральной, а гонения на японских христиан оказываются скорее поводом поговорить об истинной природе веры, чем осудить мучителей. Ватикан режиссерские искания одобрил.

Феноменальный Эндрю Гарфилд
На ближайшей церемонии вручения «Оскара» главными претендентами на награду в номинации «Лучший актер», скорее всего, станут Дензел Вашингтон и Кейси Аффлек. Однако именно Эндрю Гарфилд оказался настоящим открытием 2016 года и заслуживает статуэтку больше, чем кто-либо. Бывший Человек-паук два года потратил на воплощение образов героя Второй мировой Десмонда Досса в военной драме Мела Гибсона «По соображениям совести» и католического миссионера у Скорсезе. Оба результата ошеломляют как физической подготовкой актера, так и его проникновением в психологию героев. В «Молчании» Гарфилд одной мимикой убирает партнеров по фильму, Адама Драйвера и Лиама Нисона, умудряясь все 2,5 часа приковывать зрительский взгляд к экрану. Его мечущийся в богоискательской агонии иисусоподобный отец Родригес — возможно, лучшее преображение в фильмографии актера.

Невероятной красоты съемки
Безоговорочной удачей «Молчания» стал выдающийся мексиканский оператор Родриго Прието. Масштабные выразительные планы, которыми он прославился еще у Иньярриту, находят в рамках эпичного романного материала о средневековой Японии совершенно иное выражение — некоторые кадры словно сошли со знаменитых гравюр укиё-э. Свою единственную оскаровскую номинацию фильм Скорсезе заработал именно в категории «Лучшая операторская работа».

ПРОТИВ

Невнятное развитие сюжета
Участие Мартина Скорсезе в проекте в качестве сценариста впервые со времен «Казино» сработало не в пользу «Молчания». Картина вязнет в собственном неспешном повествовании, многие бытовые сцены неоправданно затянуты, а истинная мотивация персонажей — найти отца Феррейру — забывается уже на первом сюжетном повороте. Не помогло и многолетнее переписывание сценария опытным автором исторических драм Джеем Коксом. Эмоциональное ядро картины он так и не обнаружил, и духовные страдания Эндрю Гарфилда зачастую остаются лишь демонстрацией невероятного актерского таланта, но никак не грамотного развития истории.

Мискаст второго плана
Даже Эндрю Гарфилд не спас «Молчание» от общего впечатления об актерских работах: они попросту провальные. Лиам Нисон в роли реально существовавшего священника-отступника, отца Феррейры, абсолютно неубедителен для актера своего уровня, в то время как исхудавший Адам Драйвер словно попал в картину прямиком со съемочной площадки «Звездных войн» — его бесстрастные потуги на серьезную драматическую игру так и не достигают сердца.

Недостаток национального колорита
В период, когда аутентичность в кино ценится в разы больше, чем эмоциональность, Скорсезе все еще играет по старым правилам. Как и положено историческому эпику, в «Молчании» много блистательных панорамных съемок и детально проработана бытовая сторона истории, но совсем нет живых национальных образов, за исключением колоритного японского переводчика в исполнении Таданобу Асано. Получается что-то вроде «Последнего самурая»: вроде все на месте, но слегка фальшиво. И если отсутствие японского духа можно с натяжкой объяснить тем, что съемки полностью проходили на Тайване, то оправдать совершенно карикатурных японцев, всю дорогу лопочущих на ломаном английском, уже сложно — так снимали лет тридцать назад, когда мир стоял на пороге глобализации.

Закадровый монолог
Наличие закадрового голоса обычно приводит к двум взаимоисключающим эффектам: увеличивает пафос картины и начисто убивает натурализм происходящего. Соединить два компонента в нужных пропорциях среди современных постановщиков получается лишь у Терренса Малика, который с помощью закадра заставляет своих героев общаться с Богом. Скорсезе, впуская в реалистичную канву фильма восторженный внутренний монолог отца Родригеса, явно делает это с той же целью, что и Малик, вот только диалога между небом и землей не происходит. Кажется, что герой Гарфилда бормочет заученные в семинарии слова, без надежды достучаться наверх. Впрочем, как показывает финал «Молчания», наличие или отсутствие Бога отнюдь не измеряется количеством полученных сверху ответов.