Леонид Парфенов: «Никому уже не нужно обрусевать»

«Русские грузины» — экранное произведение, которое, может быть, важно посмотреть на большом экране. «Парфенона» можно просто как подкаст слушать, а тут — полноценное кино. С того, как мы в 2010 году впервые до телепоказа выпустили в прокат свой документальный фильм — это был «Зворыкин-Муромец», — все наши фильмы сначала выходили в кинотеатрах, а потом уже мы показывали их по телевидению или выкладывали в ютьюбе. И каждый раз все больше кинотеатров брали наши работы в свой репертуар. И сейчас «Русские грузины. Фильм первый» только в Москве идет в 15 кинотеатрах, а в Петербурге — в восьми, я представляю его в пяти или шести городах, везде билеты были проданы сразу. Есть заинтересованная аудитория — люди, которые хотели бы посмотреть этот фильм на большом экране, за деньги, зная, что потом он будет в ютьюбе, — это, по-моему, нужно ценить. Это тоже форма жизни фильма и форма диалога с аудиторией. И для меня самого выступать на таких встречах — это тоже ценная возможность контакта, потому что когда за сутки в Екатеринбурге выкупили целый зал — это совершенно не сопоставимо с лентой интернет-комментариев. Там соберутся в одном месте люди, которым интересно то, что мы делаем, и которые, очевидно, видели наши предыдущие фильмы.

Массово русские грузины берут начало в 1727 году, когда нынешний район Москвы, а тогда пригород — Грузинская слобода (где и сейчас Грузинская площадь, Большая Грузинская улица, Малая Грузинская улица, Грузинский вал, Грузинский переулок) — был дарован свите грузинского царя Вахтанга Шестого, который в это время находился в Москве. Тогда здесь поселилось больше тысячи человек — от них, собственно, и пошли массово русские грузины. Поэтому к концу XVIII века на русской службе уже было полно грузин.

Никто не сделал такой военной карьеры, как Багратион. Он был спасителем Отечества. Экран живет героями, а он много чего насовершал. Даже в «Войне и мире» говорилось, что Багратион меньше готовился к Шенграбенскому сражению, чем старый граф Ростов готовился к приему Багратиона в английском клубе Москвы — так хотели его чествовать.

На каких весах это взвешивать? Сталин и Троцкий, русский грузин и русский еврей, до того спорили про свой вклад в русскую революцию, что в конце концов один другого убил. Но такого, как Багратион, генерала у русских евреев не было. В нашем кинематографе их вклад примерно одинаковый. Михаил Калатозов (у которого фамилия на самом деле была Калатозишвили) принес отечественному кино единственную «Золотую пальмовую ветвь» Каннского фестиваля — фильмом «Летят журавли». Но в легкой музыке — и вообще в музыке — грузин значительно меньше. Как правитель — по стажу — Сталин сопоставим с русской немкой Екатериной. Это все несимметричные уникальные вклады — о них трудно судить.

Вся русская жизнь, предреволюционная и революционная, — она состояла из баррикад, и по обе стороны любой баррикады на первых ролях были грузины. Большевики и меньшевики, князь Шервашидзе — один из лидеров антираспутинской партии, при этом ближайший сподвижник Распутина — Андроников (Андроникашвили), грузин Сталин среди вождей Октября и грузин Ратиев (Ратишвили), комендант Зимнего дворца, спасающий сокровища от разграбления, — это поразительно, конечно.

Это сложно буквально оценивать. Ну сделал грузинскую кухню царской. Даже Черчилль писал о сациви, которое они ели в салоне ложи Большого театра. У него был свой русский вкус, который он часто подчеркивал. Он лично раздавал Сталинские премии в области искусства и литературы. И все толстые журналы читал — часто к несчастью для русской литературы из-за этих вкусов, с которыми было спорить нельзя. Иногда говорят, что черты его характера очень восточные — восточное коварство, восточная хитрость, но это общевизантийские, наверное, черты, они и в русской политике всегда были. Трудно сказать. Правление его декларативно было очень русофильским — в особенности к концу: и льстивый тост за русский народ на кремлевском приеме в честь Победы, и сталинские высотки в духе Спасской башни — под русские терема. Конечно, для него делали, что именно русский и грузин — Егоров и Кантария — водрузили знамя над рейхстагом.

Она была не тотальна. Просто в Российской империи и в Советской империи большая карьера была немыслима без русского языка. Язык был способом выхода к большим возможностям, к большей аудитории, если говорить про искусство и литературу, более высоким постам в политике. То есть либо ты остаешься только грузином, либо учишь язык и становишься всероссийским, всесоюзным, мировым деятелем грузинского происхождения. Теперь это не нужно, теперь все мы часть глобального мира, и Москва не нужна в качестве трамплина, или Петербург, как в случае с Баланчиным. Где бы он, урожденный Георгий Баланчивадзе, смог бы стать балетмейстером — сначала русского балета, потом американского? Только в училище при Мариинском театре. Сейчас не так.

Можно снова вспомнить грузинских меньшевиков, которые были в лидерах и всероссийской партии, — они были строителями независимой Грузии 1918 —1921 годов. В Грузии были первые в СССР прямые президентские выборы, которые выиграл Звиад Гамсахурдиа — его принято считать грузинским националистом. Это был сильный удар по Советскому Союзу. Конечно, они влияли на ход всей истории, но все-таки больше они влияли на саму Грузию.

Нет, вы что, все же с ума сойдут потом это монтировать, если я стану импровизировать. В разных дублях будет по-разному, а ведь нужно снять средний план, крупный, вот здесь повернись, выйди сюда, чтобы башня была с той стороны, а тут остановись и так далее. Технологически это ужас будет, если я везде наговорю разные вещи. Заранее нужно думать, как склеивать эпизоды.

Проекты о русских немцах, русских грузинах и русских евреях я придумал еще в девяностые годы. Мотив был один и тот же — зафиксировать эту цивилизацию, которой больше не будет: обрусение, приход в элиты, делание карьеры в другой культуре, другом мире, который хоть и примыкает к малому миру твоего народа, но все-таки ты выходишь из него, чтобы делать большую карьеру уже в России. И в случае с «Евреями», и в случае с «Грузинами» находился человек, который говорил мне: здорово, что у тебя такая идея есть, я хотел бы, чтобы такой фильм был. В случае «Русских евреев» этим человеком был Михаил Фридман, в случае с «Русскими грузинами» — Паата Гамгонеишвили. У Фридмана есть фонд, а у Пааты Зурабовича Гамгонеишвили нет фонда, но это для дела значения не имеет, мотив реализации проекта тот же.

Две части. Во второй будет продолжение — от событий 1939 года, на которых закончился первый фильм, потом война и послевоенное время до, собственно, событий в Тбилиси в 1989 году, когда стало совершенно ясно, что дальше уже мы вместе не будем.

Никому уже не нужно обрусевать. Для чего? Нет империи. Мы живем глобальным миром, и у малого народа ровно те же доступы к нему, что и у большого. Это раньше, скажем, в Австро-Венгрии жило столько неавстрийцев, ненемцев, которые через эту цивилизацию реализовывали себя в жизни, — деятели хорватской, чешской, венгерской, словацкой культуры — для них Лондоном была Вена. Теперь этого не требуется. Можно создавать словенское вино, и оно будет мировым.