Альбер Марке: что знать и как обсуждать, не спутав фовизм с постимпрессионизмом

В ГМИИ им. А. С. Пушкина празднуют 140-летие со дня рождения художника Альбера Марке. Buro 24/7 объясняет, кто такой Марке и почему о нем стоит знать. А также делится занимательной историей про то, как Марке однажды приехал в СССР и что из этого вышло

Альбер Марке — пожалуй, одна из самых важных фигур во французской да и в мировой живописи начала ХХ века. И пусть Марке известен меньше, чем его друг Анри Матисс, знать о нем необходимо:  без его наследия не обошлась коллекция ни одного из мало-мальски значимых музеев, а ГМИИ им. А.С. Пушкина и музей Современного искусства города Парижа в этом году пышно отмечают 140-летие со дня рождения мастера.

Как обсуждать творчество Марке, не перепутав фовизм с постимпрессионизмом (и не потерявшись во всех  -измах) 

Говоря об искусстве Марке, даже знаток смутится в определении стиля. Если Сезанн был одним из китов постимпрессионизма (наряду с Ван Гогом и Гогеном), а Матисс — диким зверем фовизма, то с Марке все отнюдь не так однозначно. Вместе с Матиссом наш герой учился в «оазисе свободы» — мастерской символиста Гюстава Моро в Школе изящных искусств и участвовал в ключевом для этой группы художников Осеннем салоне 1905 года. Тогда живописцы и были наречены критиком Луи Вокселем дикими зверями. Контраст ярким полотнам создавал стоящий посреди экспозиции бюстик как раз таки авторства Марке, и в весьма неоклассическом духе. Его Воксель, будущий автор термина «фовизм» (от французского fauve — «дикий») смело сравнил с Донателло. Цвет и форма у Марке сильно отличались от тех, какие были приняты у главных фовистов — Матисса, его товарища Дерена или, например, Вламинка. Вместо ярких и чистых красок — монохромные, меланхоличные пейзажи с видами Сены. А натюрморты с фруктами и вовсе напоминают сезанновские. 

И кстати

В 1934 году Марке посетил СССР. И пусть фовизм к тому моменту уже изжил себя, уроки парижского гостя восприняли на ура советские студенты. Результат — очевиден: серые пейзажи художников сталинского режима 30-х (от Антонины Софроновой до Николая Лапшина) остаются все такими же серыми, но приобретают узнаваемый флер меланхоличности. Об этом — ниже.

Что Марке делал в СССР (и чем это закончилось)

Россию с Марке связывает не только тот факт, что полотна мастера активно покупал наиболее продвинутый из русских меценатов начала ХХ века — Сергей Щукин. В 1934 году по приглашению ВОКС (Всесоюзное общество культурной связи с заграницей) художник приехал в Ленинград, а затем посетил Москву и несколько провинциальных городов. И хотя впечатление о русской живописи у Марке исчерпывается всего лишь тем, что «Коровин неплох», французский мастер оказывает сильное влияние на советских художников. Речь о молодых дарованиях ВХУТЕМАСа — высших художественных мастерских, которые впоследствии незначительно переименуют, заменив «мастерские» на «институт». Среди русских последователей, которых художник осенил во время организованной ВОКСом встречи (кстати, весьма безрадостной, судя по мемуарам), — Софронова, Рыбченков, Маврина и Лапченков. Что показательно: вдохновившись творчеством заезжего француза, ВХУТЕМАСовцы бросились писать речные пейзажи во всех вариациях. Выходило в основном меланхолично — чувствуется, Марке слушали внимательно. 

Живопись Марке — о чем это все

Полотна Марке — целиком и полностью об атмосфере, в них нет событийности или кого-либо нарратива: Свободы, ведущей народ,  не ждите. На большинстве картин — Париж серых, болотистых и голубовато-сизых красок: так и чувствуются присущая городу сырость и холодный воздух. Марке передает атмосферу Парижа, избегая полного набора клише от художников предыдущего поколения — кафе с любителями абсента, пляски в Мулен Руж, идиллические посиделки в парках. Второй излюбленный жанр художника, как ни странно,— солнечные марины (этим словом искусствоведы называют любое полотно на морскую тему) с разноцветными флажками и нарядными морячками.

Не спешите очаровываться: сам Марке был человеком весьма закрытым и неразговорчивым. Матисс даже сравнивал его с моднейшим в Париже японским гравером Кацусика Хокусаем, у которого даже пейзажи по меланхоличности могли бы дать фору поздним фильмам Андрея Звягинцева. Но об этом, как говорится, уже в следующей серии.