Культтуризм с Владимиром Раевским: оперно-промышленное чудо в немецком Нижнем Тагиле

Подвесная дорога — это первое, что видишь, выходя на станции обычной железной дороги в Вуппертале. Первое и практически единственное. Вупперталь — немецкая модификация Нижнего Тагила. Сейчас там остались только легкая и химическая промышленности, а раньше было и машиностроение, и текстиль, и вообще, говорят, вода в Вуппере текла самых разнообразных цветов. Станция Бармин — место своеобразных пейзажей: торчат трубы, теснятся кирпичные здания, речка, монорельс.

И оперный театр. Вот это действительно трюк похлеще падающего слона. Довоенная Германская империя согласно собственной культурной политике методично строила театры даже в самых пролетарских своих городах. Но ладно кайзер: после того, как в 1943-м по Вупперталю пролетел огненный смерч, вызванный бомбардировками союзников, театра не стало, а после войны могло и не появиться. Но он снова возник в промышленном, рабочем городе и здравствует до сих пор. Отчасти благодаря стремлению Западной Германии вдохнуть новую жизнь в постиндустриальный мир, отчасти благодаря тому, что в 1973 году здесь основала свой Tanztheater Wuppertal выдающаяся немецкая хореограф Пина Бауш.

Нынешний вуппертальский театр — даром, что мог бы еще лет сто дрейфовать на имени Пины,  — ставит в основном оперы. Я приехал на премьеру постановки Тимофея Кулябина «Царь Эдип». Кулябина большинство публики знает и помнит, к сожалению, по скандалу с «Тангейзером» в Новосибирске. А жаль: омерзительная история с православными фанатиками мало что сообщает нам о его таланте. Кулябин работает между Новосибирском (где служит главным режиссером театра «Красный факел»), Москвой («Дон Паскуале» в Большом, «Электра» в Театре Наций) и Германией.

Год назад он поставил «Колымские рассказы» Шаламова в бархатно-золотом королевском театре Мюнхена. Тем страшнее смотрелась на сцене морозильная камера, где разворачивалось всё действие. Перед тем были «Три сестры», для которых сибирские актеры два года учили русский жестовый язык — абсолютно весь спектакль проходит без произнесенных вслух слов. Был новаторский, очень успешный «Онегин», ну и вот, «Тангейзер».

«Царь Эдип», опера Стравинского по либретто Жана Кокто, — вторая постановка Кулябина в Вуппертале. Перед тем был жесткий «Риголетто» в духе «Карточного домика».

Если приехать в Вуппертальскую оперу за полтора часа до начала, то с нулевым актом (выпить и съесть что-нибудь) возникнут сложности. Из развлечений около станции — только фастфуд, до ближайшего заведения пришлось карабкаться в гору: это оказалась греческая забегаловка с ребятами в промасленных робах, сидящими за общими столами. Спуститься вниз к театру — и снова до начала делать нечего, даже заводские трубы по воскресеньям не пыхтят. Впрочем, почему нечего? Очень пьяный человек, стоя у оперы, выкрикивает в воздух немецкие ругательства, увлеченно, как будто это реклама цирка. Можно послушать.

Итак, что сделал с «Эдипом» Кулябин и его соавтор, драматург Илья Кухаренко? Видимо, то, что не делал еще никто. Как мы помним, царь Эдип убивает своего отца и женится на собственной матери. Кулябин берет «Свадебку» — ораторию Стравинского с барабанами, и делает ее первым актом постановки, то есть той самой свадебкой, на которой празднуется роковой союз.

Параллельно — и все это происходит на сцене — идет расследование убийства царя Лая. В оригинале предполагается, что Эдип ничего не знает о собственных страшных грехах, здесь же он вполне себе в курсе. Гости на «Свадебке» превращаются в эдиповых поданных и страдают от неведомой болезни тоже не просто так (внимательный зритель проследит за подсыпающими яд руками Эдипа). Герметичный детектив, обставленный как великосветские романы Агаты Кристи и с безусловным отсылом к первым подвигам Эркюля Пуаро.

Четкая и уверенная машинерия Кулябина работает без ошибок, и следователь, сидящий в собственном кабинете, постоянно на виду у зрительного зала, без отрыва от либретто, подводит нас к выводу, кто убийца. Античный Эдип выкалывает себе глаза от осознания собственного чудовищного преступления. Кулябинский Эдип вроде тоже, но только в конце мы узнаем, правда это или трюк.

В антракте (как раз между «Свадебкой» и «Эдипом», сюжетно сшитыми между собой) выхожу на улицу. Ночная чернота съедает Вупперталь с его трубами, греческой забегаловкой и горлопаном, и впечатляющий кулябинский «Эдип» остается как бы посреди ничего. Учитывая, что по лютым менеджерским планам вуппертальской оперы показов спектакля будет всего четыре, возникает удивительное ощущение: небольшой нижнетагильский Вупперталь, ночь, Стравинский и его постановка с парадоксальной идеей, которой не было в эдиповом комплексе театральных трактовок и, может, не будет никогда. Четыре показа — и всё, прощай, как будто и не было ничего.

Лев Копелев — известный советский диссидент и писатель (соузник Солженицына по Марфинской шарашке, Рубин в романе «В круге первом») в 1980 году жил в Германии. И почти все время до смерти работал над десятитомным «Вуппертальским проектом» — исследованием вечного взаимного притяжения и отторжения немцев и русских, нашего родства и узнавания. Имя проекту дано в честь преподавания Копелева в Вуппертальском университете, но теперь ничто не мешает трактовать шире, лишь бы не поперек смыслов.

Мои родные уральские города — упомянутый Нижний Тагил, Каменск-Уральский, Серов, Асбест, Ревда. Какими бы новыми смыслами вы бы наполнились, приди туда возможность делать что хочешь, посреди труб и кирпичных коробок, посреди черноты и криков. Вуппертальское оперно-промышленное чудо — не для сравнения и не в укор. Оно в радость и для надежды.

Пусть Стравинский приходит в города задымленного прошлого. Пусть ставятся оперы там, где их совсем не ждешь. Пусть падают слоны.