Юрий Григорян, Евгений Асс и другие архитекторы — о своих любимых зданиях

Впервые я там побывал после 2000 года, когда все начали чаще путешествовать. Вообще Рим — удивительное впечатление. Помню, мы зашли в Пантеон, чтобы спрятаться от надвигающегося дождя. Там собралось много людей. И вот через окулус (круглое окно в крыше или потолке. — прим. BURO.) полил дождь прямо на камень, и одновременно на капли падал солнечный свет. Была очень красивая картина. Все хотели быть ближе к дождю, но при этом не намокнуть. Дети и потом взрослые стали со смехом выбегать под дождь и забегать под крышу обратно. Когда дождь закончился, осталось впечатление, что каждый из толпы уносит с собой кусочек радости из этого дома. Искусство оказывает сильнейшее влияние на человека.

Любимое здание — это то, с которым ты прожил больше всего времени. В своем я прожил на данный момент 72 из 73 лет своей жизни — дом 28/30 по Садово-Кудринской улице. Это в каком-то смысле родовое гнездо, потому что здание построено по проекту моего отца, Виктора Асса. Он был не единственным автором, с ним вместе работали архитекторы Лев Руднев и Владимир Мунц.

С этим зданием связана еще и моя профессиональная жизнь. Здесь же, рядом с квартирой Руднева, располагалась его мастерская. Все авторы этого здания жили на верхнем этаже в разных подъездах, но у каждого в квартире была тайная дверь в соседнюю квартиру. Все двери были настежь открыты, и архитекторы могли свободно ходить друг к другу. Я провел лучшие часы своего детства в этой мастерской, где работали и уже известные по тем временам, и молодые профессионалы. Я имел счастье наблюдать за этой жизнью. Собственно, это предопределило и выбор профессии, и всю мою дальнейшую жизнь.

На сегодня это MASP — художественный музей Сан-Паулу архитектора Лина Бо Барди. Огромный бетонный параллелепипед, парящий над землей на красных скобах-ножках, — только видимая часть, выходящая на центральную улицу Сан-Паулу. Под землей расположено красивое пространство с временными выставками, кафе и магазином. Открытая площадь под «пузом» MASP — популярное городское пространство, где проходят ярмарки и концерты. Постоянная экспозиция заслуживает отдельного внимания.

Бразилия вообще оказывает большое влияние на меня и мое восприятие гармонии и инаковости в архитектуре. Каждый раз, будучи в Сан-Паулу, я прихожу посмотреть на постоянную коллекцию в MASP, которую главный куратор музея Томас Толедо выстраивает снова и снова ошеломительным образом.

Термы Цумтора производят необыкновенное впечатление. Когда попадаешь в здание, понимаешь, что находишься одновременно и в произведении искусства, и в идеальном с точки зрения функциональности здании. Автору удалось уравновесить физический опыт и эстетику. В отделке Терм используются плиты кварца — камня, который добывается здесь, в Альпах. Единение природы и человека вызывает мощную созидательную и медитативную энергию.

У меня в планах написать небольшую книгу, которая будет состоять из историй местных жителей и нового владельца здания. Остается лишь поговорить с Питером.

Мне особенно интересна «тектура». Этим термином мы в бюро «КОСМОС» называем временную анонимную инфраструктуру города (1). Это строительные леса, рекламные билборды, электрические провода, указатели, трубопроводы, ограждения, дощатые настилы и другие утилитарные сооружения (2).

Временный характер позволяет тектуре обладать теми качествами, которые нормальные здания позволить себе не могут. Она радикальна и служит полигоном экспериментальной архитектуры. Тектура тестирует в городской среде и огромный масштаб, и динамичность, и абстрактность, и чистую геометрию, и яркость (3).

Когда я впервые увидел в Гонконге строительные леса из бамбука, опутывающие гигантские небоскребы, я был поражен: настолько нереально смотрелись эти, казалось бы, кривые и хлипкие деревянные дворцы. Самое забавное, что из этого удивительного кокона впоследствии появляется достаточно банальный небоскреб, который мог бы возникнуть где угодно (4, 4b).

Живя в Швейцарии, я открыл для себя местное явление «баупрофиль»: тонкие вертикальные палочки, которые воздвигают до строительства, чтобы очертить контуры будущего здания и чтобы местные жители могли проголосовать за или против архитектурной формы. Это пример прямой демократии в архитектуре (5).

Когда я преподавал в Бангкоке, мне очень нравились натянутые над улицами и дворами полупрозрачные сетки, защищающие от солнца. Эти реки напоминают мне арт-инсталляции художников Жан-Клода и Кристо, только создаются они не мэтрами современного искусства, а безымянными бангкокскими строителями (6).

Удивительно, насколько тектура бывает «невидима» горожанами. Тот факт, что здание — временное, заставляет людей смириться с его размерами, формой, цветом и расположением. Так, на Красной площади во время реконструкции мавзолея появился и исчез колоссальный белый шар: мечта модернистов посреди исторического контекста. Его появление и исчезновение прошло практически незамеченным (7).

Сейчас мы работаем над книгой-исследованием, где соберем целую коллекцию тектуры. Ближе к концу года планируем ее выпустить.

Для меня здания — как люди: они вызывают определенные эмоции. К некоторым из них хочется возвращаться вновь и вновь и ощущать рядом удивительные пространственные переживания. Одно из таких мест находится в живописной швейцарской деревеньке Вальс, родине минеральных источников Вальсер. Здание термальных бань врезается в горный ландшафт Швейцарских Альп, где по лугам пасутся козлики и изредка слышны звуки часовни в бесконечной кристальной тишине гор.

Это мое место силы. Я приезжаю в термы, когда мне необходимо полное обнуление на определенном жизненном этапе. Как-то ночью я оказалась там совершенно одна. Было около двенадцати и абсолютная тишина, теплая вода с лазурным отливом, а над моей головой — бесконечное звездное небо.