Михаил Зыгарь, Александр Молочников и Павел Деревянко представляют спектакль «Отравленный пояс» и отвечают на три вопроса о карантине

Какое ваше самое печальное (разочаровывающее) и замечательное (оптимистичное) открытие на карантине? Что вы поняли про себя и других?

Самое главное ощущение, которое у меня возникло, — это то, что мы переживаем важнейший исторический момент в нашей жизни. И это тот самый период, который потом мы должны будем вспоминать, и его нельзя пропустить. Это как если бы мы до этого ехали на машине очень долго, а потом вдруг заехали в какой-то удивительный туннель, населенный странными животными, из которого мы выйдем уже другими людьми.

Пока, к сожалению, ничего умного не понял, потому что по стечению обстоятельств все время работаю, примерно так же, как и до карантина.

Помимо эпидемии сейчас также говорят об инфодемии — разрушительном воздействии информации на людей, вызывающих панику сообщениях и войсах в чатах, влиянии информации на психическое здоровье.
Как вы лично справляетесь с таким количеством плохих новостей?

Это все глупости. Люди никаким образом не меняются. Люди всегда одинаково подвержены слухам, одинаково реагируют на плохие и хорошие новости. Мне кажется, сейчас даже немного проще, потому что 100 лет назад слухи, распространяемые на базаре или где-нибудь в селе, лавке или около дома, или то, что соседка принесла, — это был единственный источник информации. Не было возможности погуглить или посмотреть на другие источники информации.

Очень мало успеваю читать и видеть, но те новости, которые вижу, действительно наводят некий ужас, особенно рефрижераторы с трупами в Нью-Йорке. Так как знакомые говорят, что все это правда, то, думаю, многие из этих новостей нагоняют не панику, а справедливые опасения и свидетельствуют о том, что карантин нужно соблюдать.

Я соблюдаю его, несмотря на то что вынужден иногда выходить из дома, доезжать в маске до места работы, проводить там несколько часов и возвращаться.

Что вы собираетесь сделать первым делом, когда все это закончится?
Чего сильнее всего не хватает в самоизоляции?

К сожалению или к счастью, я не сталкиваюсь с самоизоляцией. Моя работа обычно состоит из двух частей — работа за компьютером и работа где-то еще, то есть репетиции, съемки и так далее. Так вышло, что время репетиций и съемок заменил танцевальный проект на канале «Россия», куда я езжу каждый день и фактически занимаюсь там спортом и танцами. Ну а время, которое я проводил за компьютером, осталось таким же, только раньше это было в «Кофемании», а теперь любезные друзья подарили мне время в их пустующем нынче офисе, и туда я тоже приезжаю работать.

Понимаю, как тяжело людям, которые сидят в городе в своих квартирах. Реально тяжело, если еще не такая дружная семья. У нас пять детей, мы живем в загородном доме, нас 11 человек. То есть там совершенно не соскучишься, и для паники пока нет никаких предпосылок.

— Если позволите, я скажу по этому поводу несколько слов. Мы являемся свидетелями страшной катастрофы. На мой взгляд, пришел конец света.

— Конец света!?

— Ага. Сегодня. Представьте себе виноград, покрытый микроскопическими вредными бациллами. И вот садовод обрызгивает его дезинфицирующим средством. Может быть, он хочет очистить виноград. Может быть, ему нужно место для новой, менее вредной бациллы. Как бы то ни было, он его погружает в яд — и бациллы исчезают. Судьба так же поступает с Солнечной системой, и вскоре бацилла-человек, маленькое смертное насекомое, которое извивалось и корчилось на поверхности земной коры, будет удалено с поверхности земли посредством стерилизации.

— Челленджер, положение слишком серьезно для препирательств. Не думайте, что я намерена донимать вас вопросами. Я вам их все же поставлю, потому что в ваши предположения и доводы, может быть, все-таки вкралась ошибка. Солнце сияет ясно, как никогда. Посмотрите в окно. Цветут цветы. Щебечут птицы. Люди развлекаются на площадках для гольфа, а работники в поле молотят хлеб. Вы утверждаете, что им и нам предстоит уничтожение, что этот летний день является, быть может, последним днем, которого ждет уже так давно человечество. На чем же вы основываете свое чудовищное утверждение? Насколько нам известно, на странном астрономическом явлении, на слухах об эпидемии на Суматре, на необыкновенном возбуждении, которое мы как будто заметили друг у друга. Этот последний симптом обнаруживается не настолько сильно, чтобы мы не могли его преодолеть силою воли. Вы должны объясниться с нами по-товарищески, Челленджер. Скажите же прямо, как обстоит с нами дело и каким рисуется вам наше будущее.

— Вы должны сказать нам, Челленджер, какая судьба нас ждет. Мы не трусы, как это вам должно быть известно. Но, так как мы приехали с намерением немного у вас погостить, а узнали, что на всех парах несемся навстречу Страшному суду, то это не мешало бы все же несколько пояснить. Какая грозит нам опасность, как она велика и что мы сделаем, чтобы предотвратить ее?

— Меллоун, вы журналист. Расскажите, каковы были последние новости на лентах информагентств, когда вы уезжали из Лондона?

— В десять часов я был в своей редакции. Тогда только что пришла телеграмма агентства «Рейтер» из Сингапура о том, что болезнь распространилась по всей Суматре и что поэтому не были даже зажжены маяки.

— С тех пор положение значительно ухудшилось. Вот у меня есть сводка последних новостей. Я все время поддерживаю связь с разными государственными органами и со средствами массовой информации и поэтому знаю, что происходит во всех частях света. Все выражают настойчивое желание, чтобы я вернулся в Лондон. Но это было бы, по-моему, совершенно бессмысленно. Судя по сообщениям, отравление прежде всего выражается в психическом возбуждении. Сегодня утром в Париже начались крупные беспорядки. Если можно верить материалу, которым я располагаю, то вслед за этим состоянием возбуждения, которое принимает весьма разнообразные формы, наступает повышение жизнедеятельности. Далее следует после довольно долгого промежутка времени сонливость, ведущая к смерти. Думаю, что мои познания в токсикологии дают мне право прийти к заключению, что существуют известные растительные яды, которые действуют аналогичным образом на нервную систему…

Нет сомнения, что весь мир испытает их на себе и что ни одно живое существо не останется невредимым. До сих пор явление наблюдалось в разных частях планеты стихийно. Его можно сравнить с приливом, который покрывает одну полосу земли за другой, струясь то сюда, то туда, пока наконец не зальет все. Все эти явления, воздействие и распределение ядовитого газа управляются определенными законами, установить которые было бы чрезвычайно интересно, если бы мы только располагали для этого временем.

Из Африки приходят очень тревожные сообщения. Австралийские туземцы, кажется, уже истреблены поголовно. Северные народы пока обнаруживают большую сопротивляемость, чем население юга. Вот это сообщение отправлено сегодня из Марселя в 9 ч. 45 м. Хотите взглянуть, Саммерли?

— «Всю ночь во всем Провансе население в безумном возбуждении. Внезапные заболевания с последующей сонливостью наблюдаются сегодня утром. Эпидемическая смертность. Множество трупов на улицах. Жизнь совершенно замерла. Всеобщий хаос».

— Часом позже тот же осведомитель телеграфирует. Вот, пожалуйста.

— «Нам угрожает полное уничтожение. Церкви и соборы переполнены больше мертвыми, чем живыми. Ужас! Смерть наступает безболезненно, но быстро и неотвратимо».

— Такая же телеграмма пришла из Парижа. Индия и Персия, кажется, вымерли совершенно. Славянское население Австрии охвачено эпидемией, германские народности почти не затронуты ею. Насколько я могу в общих чертах установить на основании своей недостаточной информации, жители равнин и приморских областей скорее подпали воздействию яда, чем жители гористых стран. Всякая неровность почвы играет здесь роль, и если в самом деле кому-нибудь суждено пережить человечество, то такой человек должен был бы находиться на вершине горы, высокой, как Арарат. Даже небольшой холм, на котором мы находимся, может на короткое время послужить островком спасения в море гибели. Но все равно, скорее всего, через несколько часов будем затоплены и мы.