Коронавирус во Франции: цветущие магнолии и 67 млн евро штрафов в запертом Париже

На фоне сгущающихся московских новостей о переполненных больницах и первых штрафах за нарушение режима самоизоляции познавательным будет познакомиться с опытом Парижа, где власти ведут себя еще жестче, но разрешают пробежки и индивидуальные тренировки. Этой хроникой BURO. продолжает свою серию коронавирусных дневников.

Наталья Кудрявцева, 

журналист, начинающий арт-менеджер

Я живу в Париже чуть больше двух лет — мой молодой человек отсюда, — но примерно раз в два месяца езжу в Москву. Работаю журналистом, занимаюсь открытием собственной онлайн-галереи с работами русских художников. В конце этого марта мы с партнером по арт-бизнесу собирались запустить сайт и сделать выставку-открытие в одной маленькой галерее в районе Маре. А еще я должна была выйти на новую работу в конце марта и приехать на Пасху домой, в Москву, но все пошло не по плану.

Вечером брат моего молодого человека Юбера отмечает день рождения. Он живет с нами в одном здании тремя этажами ниже. Спускаемся помочь ему накрыть на стол, он говорит, что из 20 приглашенных придет половина. Кто-то болеет, а кто-то боится заразиться.

Обычно во Франции на вечеринках все здороваются двумя поцелуями, даже если они не знакомы. Мне не нравится эта традиция — предпочитаю пожать руку или помахать, что воспринимают странно. Сегодня никто не лезет целоваться — все кивают и пытаются соблюдать дистанцию в миниатюрной парижской квартирке. Посреди ночи правительство выпускает положение о закрытии общественных мест: ресторанов, баров, театров, кинотеатров, магазинов с 6 утра следующего дня. Видимо, такая срочность, чтобы никто не бежал «в последний вагон» выпить чашку кофе на террасе. На вечеринке обсуждают новости, говорят, что это было ожидаемо и скоро во Франции будет то же самое, что в Италии, — строгий карантин.

14 марта

Идеальный выходной — когда утром ты никуда не спешишь, до полудня валяешься и завтракаешь в пижаме. Днем мы решили пройтись по городу, потому что в медиа пишут, что через пару дней выходить будет нельзя.

Идем по классическому маршруту вдоль канала Арсенал до Маре, бродим по узким улочкам. Террасы бистро пустые, туристов нет — только зеваки-парижане, неспешно фланирующие мимо витрин закрытых магазинов. Посреди площади играет арфист, вокруг собралась толпа — люди наслаждаются весенним солнцем. Дальше встречаем известного французского пианиста Луиса Артсона, который вынес фортепиано в сквер и играет.

Парки переполнены, в Париже началась настоящая весна, цветет магнолия, люди выпивают в садах, а завсегдатаи баров-табачек устраивают посиделки с пикником на мусорных баках. Мы купили японское мороженое «мочи», но боимся есть его руками, потому что антисептики забыли дома. Если это конец света, то очень поэтичный.

15 марта

В новостях пишут, что вечером Макрон объявит полный локдаун. Юбер заехал в продуктовый по дороге на работу; написал, что стоял в очереди на вход и взял какую-то пачку макарон и риса: больше ничего не было. В Carrefour полупустые прилавки в три часа дня. Французы опустошили не только полки с туалетной бумагой, но также с вином и крепкими напитками. На дверях аптек предупреждают, что гелей и масок нет.

31 марта мне предстояло подписывать контракт с работодателем — я должна была выходить контент-редактором английской версии Figaro о технологиях. Получаю письмо от будущего босса, что в связи с коронавирусом подписание переносится на неопределенный срок. Очень грущу, потому что настроилась и потому что курс евро и пересчитанная в них моя рублевая зарплата пугают.

Вечером выходим на последнюю прогулку по еще живому Парижу. Магнолия пахнет, почки распускаются. Макрон за 10-минутную речь раз шесть повторяет, что «это война» и всем надо мобилизоваться. Надо выбрать место проведения карантина в следующие 48 часов, потом везде поставят патруль, и выходить можно будет только по необходимости, заполнив специальное разрешение. Париж закрывают.

Вешаем в лифте объявление, где предлагаем соседям помощь с покупками. В нашем здании много пожилых, некоторые кажутся очень одинокими.

16 марта

Я и так два года большую часть времени работаю из дома, поэтому мне проще привыкнуть, чем Юберу. Организовали опен-спейс в гостиной: мой рабочий стол у окна, стол Юбера у стены напротив — мы не мешаем друг другу, в перерывах встречаемся на диване.

Во второй половине дня позвонила соседка, поблагодарила за предложенную помощь и сказала: «Мне вообще ничего не нужно, я оформляю доставку, а позвонила просто поболтать. Расскажите, кто вы, что вы...» Очень милая бабушка, которую я никогда не видела, но кажется, ей уже немного одиноко и грустно.

18 марта

Каждый день в 8 вечера соседи выходят на балконы, включают духоподъемные песни, танцуют и аплодируют. Мне нравится эта традиция, как-то объединяет и обнадеживает, и наконец-то можно разглядеть соседей повнимательнее. Сегодня играла «I Will Survive».

19 марта

Немного раздражает количество подборок, гидов и программ всех онлайн-событий. Попробовала посмотреть спектакль «Созвездия» Григория Добрыгина в «Практике» в онлайне, но на 30-й минуте не выдержала. Уверена, он отличный, просто как-то странно смотреть спектакль на экране ноутбука.

А вот домашние тренировки — это супер. Еще из хороших новостей: снова стала бегать. Во Франции разрешено выходить по четырем причинам: срочно к врачу, за продуктами и в аптеку для себя или пожилых родственников, а также на одиночную уличную тренировку. Всегда нужно брать с собой распечатанное разрешение, куда каждый раз вносить свои данные. Иногда я одна, иногда мы с Юбером бежим по набережным, благо живем прямо у воды. Сегодня нас остановили полицейские, попросили attestation и документы. Увидев мой российский паспорт, спросили: «А вы вообще в курсе, что здесь сейчас происходит?» Я в курсе, да. Когда бежишь, жизнь кажется более-менее нормальной. На улице какие-то люди, в Париже продолжается весна, все цветет, даже воздух будто стал чище.

20 марта

Сегодня вышло новое постановление — в Париже закрыли все набережные, потому что, оказывается, многие продолжают встречаться там компаниями на пикники. Макрон сказал, что французы обнаглели, не соблюдают дистанцию, поэтому теперь выходить можно только в радиусе 1 км от дома и не больше чем на час. 

Решила доверстать сайт моей онлайн-галереи. Переживаю, что многие места, где мы планировали проводить выставки, закрываются. На обед сделала лобио — ужасно муторно готовить, а на вкус как обычная вареная фасоль. Созваниваемся с подругой Элизой — галерею мы запускаем с ней вместе. Она работает в большой онлайн-галерее и говорит, что их продажи выросли на 40%, и это огромные цифры. Все сидят по домам, деньги тратить не на что, и люди начинают вкладываться в искусство (наконец-то!). Решаем открываться через пару недель после окончания карантина, чтобы не попасть в ковидный инфопоток и не спекулировать на вирусе. 

Не всем хорошо: нескольких архитекторов-сокурсников Юбера перевели на пособие по безработице из-за отсутствия заказов. С другой стороны, это 80 или 100% от зарплаты — здорово, если бы в России так же помогали. У Юбера пока полно проектов, но архитекторы уже шутят, что эпидемия для них хуже войны: после войны хотя бы есть что строить. Пытаюсь определить разницу между черным юмором и французским. 

23 марта

В России прекращено все авиасообщение. Как-то тревожно не понимать, когда увидишься с родными. Почувствовала себя художницей Зинаидой Серебряковой, которая после революции не может вернуться домой. 

27 марта

Карантин продлен до 14 апреля, хотя все уверены, что его продлят еще на две недели, и еще на две, и где-то к концу мая все встанет на свои места.

Мама по телефону говорит, что их отделение переоборудуют в инфекционное и всех врачей обяжут работать с коронавирусом. Она ревматолог, работает в госбольнице, а еще пенсионер, и вся семья переживает, считая, что ей необходимо отказаться. Она говорит, что это нехорошо. За день наболталась в зуме с тремя подругами: одна в Сан-Франциско на третьей неделе карантина, другая — в Москве с котом и молодым человеком вечерами собирает пазлы, а третья в Амстердаме — работает и раздумывает, не рискнуть ли ей отправиться на тиндер-свидание.

31 марта

Жизнь стала похожа на бесконечный день сурка. Поздно встала, позавтракала, почитала новости (хотя не надо было) и не села за работу, потому что сил нет. Мне нужно сдать четыре большие статьи, доделать сайт с программистом и подготовить презентацию по галерее.

Мама ни с того ни с сего присылает сообщение: «Две ложки черного перца, ложка меда, лимонный сок и кипяток». Я пишу, что это гадость, и мне больше нравится с куркумой. У мамы выходной, а ее занятия по рисованию перешли в онлайн — вся группа вместе с преподавателем рисует в зуме.

Папа с моей сестрой Катей, ее мужем и детьми — на даче; они каждый день пьют вино и вроде неплохо себя чувствуют. Мой четырехлетний племянник Гоша повторяет, что они «под домашним арестом» и в Париж пока не приедут — «низя». Папа рассказывает, что его лучший друг — врач скорой помощи — спокоен и считает, что это острая форма сезонного гриппа; к лету все уляжется. Говорит, что много психосоматиков, вызывающих скорую с простудой и температурой 37.

На улицах Парижа становится тревожнее. Он всегда был городом бродяг, но сейчас обычно очень вежливые и доброжелательные клошары из-за отсутствия людей, а следовательно, еды, денег и алкоголя, стали объединяться в группы и вести себя агрессивно. При входе в супермаркет девушка-бездомная говорит мне: «Купи мне газировку какую-нибудь!», — отворачивается, продолжая разговор с приятелями. Колу ей купить, честно, собиралась, но забыла.

2 апреля

20-й день официального карантина. В новостях написали, что в эти выходные будет эпидемиологический пик в регионе Иль-де-Франс, и потом пандемия будет сглаживаться, а карантинные города и регионы станут постепенно открывать. По всей Франции больше 60 тысяч зараженных, 28 тысяч госпитализированных больных и почти 6 тысяч смертей. 

За окном солнце, ни облачка, можно загорать прямо на кровати, как на шезлонге где-нибудь у моря. Мы пригласили в гости брата Юбера, достали гриль с нагревающимся камнем и сделали стейки с цуккини и грибами у окна. Как обычно, в 8 вечера все открывают окна и включают какую-то известную песню. Наш сосед кричит, что аплодисменты сегодня не только докторам, медсестрам и кассирам, но и всем родителям, которые три недели сидят дома с детьми и не сходят с ума.

4 апреля

Занимаюсь йогой, потом лежу на коврике и загораю. В полдень смотрю план на день: отредактировать статью, составить тз для программиста, заполнить налоговую.

Вечером после работы решила развлечься и подумать о поездках осенью или, может, летом. Смотрела отели, квартиры — кажется, жизнь не поменялась, и все в порядке. Изучала карты и билеты до 5 утра.

6 апреля

Проснулась от сообщения моей парижской подружки Дианы. Цитирует статью Le Monde, где пишут, что вакцину введут через год, а до этого все передвижения по стране и миру будут ограничены. Паникую, нахожу статью: на самом деле это предположения экспертов плюс немного журналистского надрыва.

Дана, шеф-редактор английской редакции Figaro, где я должна была начать работать, пишет, что кризис, кажется, надолго, поэтому давайте начинать работать на удаленке. Ура! Хорошая новость. А другие — так себе: в Париже нельзя бегать и гулять с 10 утра до 7 вечера под угрозой штрафа, повышенного до 200 евро. Пишут, что за эти три недели мэрия таким образом уже собрала 67 миллионов. Я привыкла сидеть дома, выходить в магазин и на короткую прогулку раз в неделю, поэтому меня эти ограничения больше не пугают.

А вот закрытые границы — очень сильно. 

7 апреля

Если вы живете в каком-либо городе мира, у вас есть жизненная история о том, как коронавирус изменил все вокруг и внутри вас, и вы готовы запустить ее в эфир в форме дневника на сайте BURO., пожалуйста, свяжитесь с нами по почте [email protected].