Bagatelle

#derKern #Bagatelle Отрывок из последней книги Франца. Отрывок о его детстве, но в 1922. 

Щенок был белым. 

Грустным

и немножко пузатым.

Нос у него был коричневый. 

Темно-шоколадный.

Он сидел очень тихо и немного заваливался направо. 

Обреченно сидел. 

Это был первый день в школе. 

Рудольф едва убедил Амалию, что нужна социализация большая, чем знакомые, гости и кузены. 

Закрытая школа-интернат, через которую прошли все старшие братья. 

Дисциплина, образование, форма с гербом. 

Комнаты на четырех,
попал поздно – в октябре, в комнату к на год старше.

И все неплохо – до обеда.

На обеденной перемене придумали «проверять» новичков, но – весело, игрой. Меня и еще троих – измазались, как черти. Почти перед переодеванием на урок:

ОН: Теперь последнее – надо пнуть щенка, ну, чтоб не было всяких там девчачьих… 

Сомнительная вещь, это тебе не отжаться, но – пнуть, так пнуть.

Вспомнил дворняг из Граца, мелкие, кривоногие, тупые, тявкающие – такой по морде пропнуть, да тяжелыми бутсами – это же счастье. 

Ура! Да, идемте пинаться! 

Кладка кирпичная, полукруг расступается – белый щенок. 

Тихий.

Глаза умные, 

нос коричневый.

Присел к нему – десны черные – злой будет пес, умный. 

Теплый. Дрожит.

Доверчиво в ладонь вжимается.

И не боится,
не заискивает – 
доверяет. 

И чувство такое – какому еще слов не знаешь – ненависть до дрожи – неужели мучали вот такого: как, слепые вы твари, вы разницу что ли не видите? Между тупым и убогим и таким – чистым таким, смелым. 
Верным таким.

ОН: Что, Вертфоллен, вы хотите начать?

ФРАНЦ: Это будет хороший пес.

ОН: Это дворняжка.

ФРАНЦ: Но это будет умный пес.

ОН: Да это чуть ли не цыганская дура ощенилась, там таких умных псов… Вертфоллен, не можете пнуть, отойдите и признайте, что мужчины в вас нет. 

Франц, это первый день в школе.

Отец о вас и так, знаете ли… после той драки с Томасом, он так и сказал – вы истерик. 

Ну, подумаешь, так легонечко пните.

Да, легонечко – можно. 

Франц, вы легонечко, а остальные?

Ну, в Библии сказано, ответ держать будешь по грехам своим.

Развернулся к собаке.

А он смотрит.

У него взгляд.

Он живой!

Он не как обезьяна, он не как дворняги те грязные, он – живой.

Ему будет очень больно, 
внутри больно, 
хоть бы и пес. 

ФРАНЦ: Это моя собака. И никто ее не пинает. 

Заржал.

Пошел спокойно вперед – меня оттолкнуть? 

Даже с Томасом – никогда не понарошку. Никогда не страшно, ни с кем, потому что – ненависть. Взрывом внутри. 

Маленьким – часто люди вводили в ступор уродством, но когда не ступор – а очень редко в детстве был не ступор – то ненависть. Никогда не страх.

Матрос учил пинать в пах.

Потом ладонью по уху – так, чтоб сразу без перепонки. Чтоб оглушить. 

Этот согнулся, завыл. 

Шаг в сторону.

МАТРОС: И добивай! Всегда добивай, вишь, разукрасило меня как – это розочкой. Знаешь, розочка что? Как бутылку разобьют, дно-то потолще, вот им су… собака одна меня саданула, потому что не добил, понял?

Добивай!

Пинок в то же ухо, куда раньше – ладонью. 

Остальные в ступоре.

Но если что – вон камень, схватить – драться. 

Этот упал. 

Добивайте, Франц, чтоб не встал больше.

Пнуть в зубы. 

Колено на позвоночник.

Шатается, не выходит четко, как у матроса.

Быстрее – встанет, будет драка. 

Тогда на шею наступить, руку ему задрать.

Неправильно задираете.

Встанет сейчас!

Вот!

Это он – тот угол. Даже локоть хрустнул. 

Этот завыл. 

Шестеро стоят, смотрят.

На голову наступи поглубже.

ФРАНЦ: Вы сейчас встанете и пойдете на урок. Ясно? И никаких роз. Встанете, развернетесь и на урок. Повторил.

Чуть ногу ослабить, руку сильней загнуть.

Повторил.

А ненависть все клокочет, так бы и хрустнуть рукой.

Франц, не истерите.

Спокойно....

----

Дальше по ссылке.