Русские мужчины одеты, к сожалению, слишком хорошо — колонка Александра Рымкевича

Главный редактор мужского журнала The Rake рассказывает, почему плохо одет тот, кто одет с иголочки.

Однажды на каком-то мероприятии меня представили лорду Веджвуду, и у нас состоялся small talk, содержания которого я не помню (наверняка он касался темы привычной и безопасной — погоды), зато очень хорошо помню, как выглядели воротник и манжеты его сорочки. Их кромки протёрлись, из них выбивались нитки — не настолько, чтобы признать сорочку ветхой, но достаточно, чтобы заметить, что ей, явно пошитой в ателье Turnbull & Asser, было много лет. По большому счёту я мог бы ничего не знать об этом человеке, но одна эта деталь явно выдавала его происхождение.

Некоторые аристократы, теряя деньги, не теряли достоинства (бывали, конечно, и исключения), и часто выглядели как их дома — обветшавшие, но наполненные первоклассными вещами, которые, как известно, при должном уходе стареют красиво. Впрочем, не стоит всё списывать на финансовые трудности, за подобной чертой скрывается нечто большее: в первую очередь стремление аристократии дистанцироваться от всего сиюминутного, модного и нарочитого. Об этом остроумно написал герцог Бедфордский в своей «Книге снобов» (1965): «Есть одна проблема, разрешить которую могут только время и опыт. Само собой разумеется, что костюм должен быть пошит из превосходного материала, но, будучи новым, он должен выглядеть как старый. По крайней мере, как не слишком новый. Один из возможных способов добиться этого — набить карманы камнями и вывесить костюм под дождь. Другой — позволить камердинеру всегда носить ваши костюмы первые два года...» По воспоминаниям герцога, его отец и дед ни разу не купили себе нового костюма (все они были пошиты ещё в молодости), но даже подобная рачительность не спасла их род от разорения. В итоге герцог один из первых превратил своё имение в туристическую достопримечательность, хотя, по его словам, он сам вызывал куда больший интерес гостей, чем висящий в гостиной портрет Рембрандта. Конечно, между экономностью и скупостью — тонкая грань, а скупость — худшее качество в мужчине. В ней запросто можно дойти до той точки, откуда нет возврата. В той же книге описан герцог Норфолкский, чей костюм был настолько поношенным, что прохожие нередко отдавали ему остатки сэндвичей... и тот охотно их доедал.

Королем ресайклинга в гардеробе называют принца Чарльза, которого модная пресса многие годы не замечала, но, устав от клонированных бекхэмов, прозрела и признала принца эталоном стиля. Чарльз известен своей страстью к садоводству и прочему органическому земледелию, а значит, не чужд передовых экологических идей — и в том, что касается одежды. Блейзер из ткани, созданной из переработанных апельсиновых корок, к счастью, на нём не увидишь, зато он годами с достоинством донашивает старые костюмы. Жёлтая пресса тщательно подсчитывает на них заплатки, а британцы с уважением отмечают скромность и бережливость своего будущего короля — не самое плохое качество в тяжёлую годину Брексита. Известна история, как Донателла Версаче на каком-то светском мероприятии со свойственной ей непосредственностью указала на лацкан смокинга принца и спросила: «Надеюсь, это дизайн Versace?» Он ответил, что смокинг ему сшили в ателье Anderson & Sheppard более 20 лет назад. Кстати, некоторые из его твидовых пальто принадлежали ещё королю Георгу VI (1895–1952).

Не так давно Чарльз появился в паре обуви работы ателье Lobb, которая старше его детей, он носил её более 40 лет. На туфлях стоят заплатки, кожа кое-где растрескалась, но их мыски отполированы до блеска. Похоже, что это семейная черта: на свадьбе принца Уильяма его младший брат был сфотографирован в ботинке, на подошве которого зияла дыра. Скорее всего, он носил эту пару ещё в колледже. Конечно, эта высшая степень аристократизма — желание полностью уйти от демонстрации своего статуса. Но одно дело, когда ты принц, которого знает каждый, а другое — когда ты успешен и безвестен, тут многим трудно удержаться от соблазна в какой-нибудь детали не прокричать о своём положении.

Подобную нарочитую скромность помимо аристократов разделяли представители верхней прослойки среднего класса и богемная буржуазия, именуемые слоун-рейнджерами. В этой игре слов рифмуются название фешенебельного района вокруг площади Sloane в Лондоне и популярного телесериала Lone Ranger («Одинокий рейнджер», 1949–1957 гг.). В энциклопедии «Sloane Ranger Handbook» (1982) приводится свод правил истинного слоуна: «Одежда носится до тех пор, пока не начинает разваливаться. Провенанс имеет значение: в ходу по-настоящему старые твиды и смокинг архаичного, но безупречного кроя, который был сделан ещё для отца или деда. Сорочка времён школы или Кембриджа/Оксфорда с изрядно поношенным воротничком». Разумеется, многие модные марки копировали этот стиль и успешно продавали wannabies всего мира — больше всех в этом преуспел Ralph Lauren. Хотя сам он — в числе тех безупречно одетых мужчин, которых я сегодня встречаю на улицах Вены, Лондона и Милана. И большинству из них — сильно за 60. Неважно, что рукава их пальто лоснятся, но за эту викунью они когда-то заплатили сумму, которая сегодня эквивалентна 15 тысячам евро, и это старое пальто всё ещё лучше, чем всё, что выставлено в витринах на Монтенаполеоне.

Когда меня спрашивают, хорошо ли одеты русские мужчины, я снова отвечаю: к сожалению, слишком хорошо. Так дорого, тщательно и так безупречно, что за всем этим совершенством не видно их характера. Мне кажется, что, когда они смогут наконец-то расслабиться в своём внешнем облике, мы перейдём на более высокую цивилизационную ступень, по части моды уж точно. Но воротничку, чтобы растрепаться, нужно время. Что ж, подождём ещё.