Режиссер Григорий Константинопольский: «Русская литература — это прекрасная утопия»
Культовая фигура из 1990-х — Константинопольский — снимал клипы для Аллы Пугачевой и «Машины времени», а в 1999-м сделал фильм «8 с половиной долларов» с Бондарчуком и Охлобыстином — VHS-хит, который цитируют по сей день. После его выхода Константинопольский надолго ушел из кино и вернулся только через 10 лет с микробюджетными комедиями «Кошечка» (2009) и «Самка» (2010), а потом с грандиозным мини-сериалом «Пьяная фирма» (2016) с Михаилом Ефремовым в главной роли. Все его фильмы выбиваются из череды современного кино из-за своей приверженности к героям и приемам 1990-х, театру и классической русской литературе.
Новый фильм Константинопольского «Гроза», как можно догадаться, снят по пьесе Островского, события которой перенесены в наше время и начинают резонировать с сегодняшними реалиями: разговорами о домашнем насилии и давлением государства на человека. В прошлом году «Гроза» участвовала в конкурсе «Кинотавра», а 21 мая, минуя кинотеатральный прокат, станет доступна на видеоплатформе Premier. По этому поводу BURO. расспросило режиссера, почему даже в 2020 году нельзя забывать о русской классике.
Григорий Константинопольский
Режиссер
Вы говорили недавно, что у вашей «Грозы» есть условность, которую многие не могут принять. В чем она заключается?
Когда играют Шекспира, ты с первых слов понимаешь, что это условность, потому что речь героев состоит из ритмизованной прозы и стихов. В «Грозе» оригинальный текст Островского почти неизменен (в основном только у молодых героев), и он сегодня не всегда воспринимается как условность — а скорее как архаизм. Если ты принял правила игры, что этот текст условность — то фильм тебе зайдет.
Почему именно Островский? Были какие-то события, которые натолкнули вас на то, чтобы сравнить сегодняшнюю Россию с «Грозой»?
Я давно хотел ее снять, потому что она такая мрачная, в темном царстве происходит, любовная, чувственная, жестокая. Вот поэтому.
Русская литература — это прекрасная утопия. Ее герои к жизни не имеют никакого отношения. Их в реальности нет — всех этих благородных прекрасных людей, которые прощают весь мир, типа Обломова. Нет таких святых женщин, типа Татьяны. Нет всех этих Чацких, Печориных, Треплевых и Нехлюдовых. Все это херня. Нет этих людей. В жизни одни Молчалины. Великая русская литература и ее герои — они про утопию, которая к реальности, на мой субъективный взгляд, не имеет никакого отношения.
Как в вашем фильме преломляются герои Островского?
У меня Катерина не та, что у Островского. Там она мечущаяся, страстная натура, которая в XIX веке при домострое от мужа хрен уйдет, а у меня она просто попала в ситуацию, когда не может уйти из дома (не буду говорить почему, чтобы не раскрывать сюжет) и вынуждена сосуществовать с мужем и Кабанихой. Я хотел сделать обычную, добрую, простую девчонку, не особо умную, которая становится героиней. У меня в Катерине созревает драматическое восприятие мира, она становится поэтом. Кто такой поэт? Это тот, кто воспринимает мир трагически, и вот она стала поэтом. Она воспринимает мир драматически, не видит в нем себе места.
Это фильм про сегодня или про общую, метафизическую Россию?
Про общую метафизическую Россию и одновременно про разрыв между тем, какими надо быть и какие мы есть на самом деле. Это и про меня тоже. Я — Катерина. Хотя все-таки скорее Кулигин. Изобретатель чудес. Поэт. Мечтатель.
А почему люди не могут быть такими, какие они на самом деле?
Почему люди не летают, как птицы? Почему я не птица? Взял бы и полетел. На этот вопрос отвечает 160 лет каждый русский. Про это и пьеса Островского. Взяла бы и полетела, но нет, не пускают, под замок закрыли, закатали, перья выдрали.
«Гроза» поставлена дословно по Островскому, а ваш предыдущий фильм «Русский бес» (2018) совмещает сюжеты Брета Истона Эллиса и Достоевского с Погорельским. Еще в ваших фильмах ощущаются нотки Салтыкова-Щедрина и Гоголя, чего вы не отрицали. Скажите, есть ли причина, по которой вы из фильма в фильм обращаетесь к этому очень определенному кругу русских писателей XIX века?
Потому что это золотой век русской культуры. Они выразили русское самосознание в полной мере. Это основа русского гуманизма.
А сегодняшнее наше сознание еще связано с ними? Оно еще соприкасается с этими текстами?
Мне кажется, не особо. Я пытался сделать, чтобы соприкасалось, придумывал разных персонажей, чтобы этот текст был им органичен, но мне кажется, не особо. Впрочем, эти тексты сказали главное. Россия — это прекрасное темное царство, к которому мы привыкли. Приятный полумрак. Здесь другие, особенные условия жизни. Мы варимся этих впотьмах как в бульоне, так сладко нам дремать в них, такие сумерки бесконечные; какие-то страсти вспыхивают и тут же затухают, приходят другие страсти, прилетают инопланетяне, как в моем фильме, посветили своим прожектором, все зажмурились, кого-то все-таки ослепило, все отвернулись, чтобы не видеть их, и они улетели.
Практически все авторские фильмы в России так или иначе сделаны с Господдержкой. Вы в который раз снимаете без нее и с минимальным бюджетом. Каково это — делать авторское кино человеку, которому не дают государственных денег?
Легко и светло. А зачем мне госденьги? Еще чего?! Все госбюджеты должны уходить мейджорам, которые снимают великие пластмассовые фильмы про космические корабли или, не знаю, про лед, для пластмассовой аудитории. А я снимаю для небольшой кучки трепетных эстетов, про какие-то неизъяснимые движения души, томление, безнадежность, отчаяние… веру — короче, никому ненужную хрень! Хорошо, что я вообще еще что-то делаю и меня кто-то смотрит — ведь казалось бы, аттракциона (а это является сутью кино и стоит денег) в моих фильмах почти нет или я выдумываю его из говна и палки за две копейки.
У вас в «Грозе» чудесно играют Дарья Каширина сестру Катерины Варвару, Стася Венкова служанку Глашу и Сергей Городничий Бориса. Все они новые, не зашоренные лица, которые почти нигде не светились до этого фильма. Расскажите что-то про них. Как вы их отобрали?
Каширину очень люблю. Я вообще хотел ее как Катерину снимать, но испугался: вдруг не справится. Она мне нравится: такая необычная, скандинавская, с низким голосом и вообще будто из театра XIX века. Мне на нее интересно смотреть. На Венкову тоже, она — женская красота. В них обеих и в Любе Аксеновой есть что-то медитативное. Интересно смотреть, как они поворачиваются, улыбаются, думают. Городничий — красавчик, но он у меня снимался уже в «Пьяной фирме» (был тогда Дмитриев, а не Городничий). Я вообще-то не люблю рисковать и снимать актеров, с которыми я раньше не работал, но в «Грозе» так получилось, что я рискнул.
Они мне все очень нравятся, я их люблю, они такие милые. Я смотрю на них, и сердце у меня радуется. У них вся жизнь впереди, им еще предстоит столько ролей сыграть, у них карьера впереди, они еще верят, что жизнь принесет им что-то прекрасное, и дай бог, чтобы так оно и было. Я вот слушал недавно почему-то песню Окуджавы про надежду, и там есть такие строки про Надежду: «А разве ты нам обещала чертоги златые? / Мы сами себе их рисуем, пока молодые/ мы сами себе выбираем и песни и судьбы/ и горе тому, кто одернет не вовремя нас…» Вот смотришь на этих молодых людей, перед ними все карьеры открыты, все пути, а ты стоишь уже на обочине, взираешь на них и думаешь: какие счастливые люди, они во что-то верят, на что-то надеются.
Как будто вы уже ни во что не верите. Вы верите, что еще несколько хороших фильмов снимете?
Я не верю, но надеюсь. Надеюсь, что по какой-то необъяснимой накладке, по ошибке, по недоразумению Минкульт отвалит мне бабла сто мильонов… и уж тогда-то, пока они не очухались, я развернусь во всю дурь и сниму грандиозный киноаттракцион с летающими тарелками, искусственными людьми, стреляющими танками и прославлю русскую культуру на весь мир! Но пока скромно снимаю милую поделку типа этой «Грозы».
Почему поделку-то?
Не в смысле фальшивка, а в смысле милая детская поделка из пластилина (ну или из говна и палки).
Не придумывайте. «Гроза» — полноценный фильм.
Я тебе верю. Ты — молодость. Ты — будущее. К тому же ты — панк, разорвал церемонию вручения премии молодых кинематографистов в клочья (речь идет о крайне задиристом выступлении автора этого интервью Гордея Петрика на премии «Белый слон» в январе 2020 года. — Прим. BURO.). И если ты говоришь, что мой фильм хороший — так оно и есть! Все — иди устраивайся в Минкульт куратором по поддержке проектов для пожилых режиссеров. Мне же надо будет жить как-то в старости. Буду экранизировать прозу идеологически правильных авторов за долю малую.
А что с будущими проектами? Они не встали под вопрос из-за пандемии?
Я нахожусь в связи с изоляцией в полной апатии, мне сейчас все равно. Вся жизнь стоит под вопросом. Но пока я работаю. Мы среди урагана, бури, которую мы либо недооцениваем, либо переоцениваем. Мы маленькая пушинка среди этого урагана, о чем ты говоришь, о каком будущем? Вот мы с тобой общаемся — хорошо, а сейчас погаснет свет, интернет отрубится — и никто нам ничего не подключит. Я вот вообще не знаю, как работает интернет. Я тебе позвоню, но встретиться мы не можем, сидим по норам в одиночестве и дрожим.
Я половину сознательной жизни ждал эпидемию. Она не случалась — и я уже думал, что это только мои фобии. И тут ****.
«Гроза» на видеоплатформе Premier с 21 мая
Статьи по теме
Подборка Buro 24/7
