Апсайклинг — новый тренд в искусстве? Зачем художники используют старые вещи? Отвечают резиденты и выпускники Открытых студий Винзавода

Я привыкла работать с одеждой и текстилем, через них для меня максимально раскрываются человеческие истории, которые позже становятся отправными точками для проектов.

Я люблю деконструировать костюмы, исследовать их внутреннее устройство, ручные стежки, подкладки, смотреть на конструкцию. Всегда хочется добраться до сути и раскрыть вещь в новом свете, не стараясь «подчинить» ее своему видению. По этой же причине я часто беру интервью у людей, которые продают личные вещи на блошиных рынках, отсюда появляется глубина проекта.

Когда работаешь с апсайклингом, важно помнить, что трещины, дырки, поломки являются неотъемлемой частью предмета, они показывают прожитую жизнь и историю. Цель креативного апсайклинга — подчеркнуть изъяны и построить на них что-то новое, а не маскировать и скрывать недостатки. Полагаю, именно поэтому мне так близка эта техника — апсайклинг принимает мучительность существования со всеми неизбежными последствиями и находит в этом процессе красоту.

К старым и использованным материалам я обратилась с самого начала своей практики интуитивно. Столько всего уже есть, из чего можно что-то создать, пересоздать, оно уже ценное, оно уже «добро». Зачем отбрасывать его?

Дальше это перетекло в осознание, что в мире перепроизводства для меня имеет больше смысла и ценности привлечение в свою практику материалов, имеющих историю и некие условные гены.

Ткань — метафора возможности бесконечного плетения, возможности сплетения всего со всем, нить тянется откуда-то и куда-то, оказывается постоянной связью прошлого и будущего, непрерывностью. Мы всегда берем что-то, что уже есть, чтобы сделать что-то условно новое, мы всегда находимся в контексте, не в пустоте, не в вакууме.

Чаще всего я шью и вышиваю по старым и найденными тканям, использую одежду, разрезая ее на нужные мне формы или разрывая на лоскуты. Иногда я оставляю форму существующего лоскута и использую его как есть. Также я экспериментирую с использованными пластиковыми пакетами, преобразуя их в нити, из которых создаю бесконечные по сути полотна.

Однажды у меня закончилась хлопковая ткань из Икеи, на которой я вышивал. Я решил сшить вместе маленькие куски, обрезки, оставшиеся после вышивок, чтобы использовать то, что должно было уйти в мусорку. Через какое-то время из таких же обрезков я забавы ради начал формировать что-то вроде сюжетов, складывать фигуры — и ушел от вышивки к текстильному коллажу. Мне понравилось, что можно делать большие полотна, на которых находится место самым необычным персонажам и ситуациям. Через некоторое время мою квартиру наводнил никому не нужный текстиль: родные, друзья, подруги и даже подписчики отдавали мне свои вещи. За тот месяц, что я работаю в Открытых студиях Винзавода, уже несколько человек принесли мне свои вещи и ткани, существенно пополнив мои запасы. Мне не нужно тратить деньги и время на покупку, поиск материалов — это большой плюс.

В моей коллекции нашли пристанище как редкие штуки, например, советские семейные трусы времен Олимпиады-80, платья, купленные в магазине «Березка», так и вещи из масс-маркета — джинсы, юбки, рубашки, носки. Всю свою жизнь я выбрасывал много ношеных или ненужных вещей, а теперь жалею.

Получается, что ненужные вещи обретают вторую жизнь, становясь элементами большого панно. Это не совсем безотходный процесс, но я пытаюсь найти применение и текстильному мусору: я делаю некоторые части работ выпуклыми, объемными, набивая их обрезками, кусочками тканей.

Я начала апсайклить примерно в 2020 году, когда поняла, что больше не в силах проходить мимо интересных вещей, которые я нахожу на мусорке и в целом на улице. Я тогда жила в Воронеже, на улице Депутатской — это исторический район домов для советской элиты. Там действительно много любопытных вещей можно было найти на помойке, например, разбитую хрустальную люстру, советский конструктор для детей. Как-то нашла потрясающий голубой пиджак из 90-х, к которому пришила цветы и до сих пор ношу.

Меня, как и многих людей сейчас, заботит тема экологии, поэтому прежде чем что-то купить для творчества, я стараюсь это найти на улице, спросить у друзей или в чатах, где люди обмениваются вещами. Предмет особой гордости — новогодняя елка, которую я сделала полностью из найденных или валяющихся дома ненужных вещей.

Одна из моих последних работ — реди мейд. Я увидела, как кто-то выбросил дверцу шкафа, подошла рассмотреть ее и заметила на дверце тонкую полоску обоев. Мне это напомнило старые, полностью обклеенные наклейками шкафы. Я забрала дверцу, притащила ее в Открытые студии, дополнила бабочками, вырезанными из пакета. А кусочек «газона» наверху — это обломок щетки с машины, которая чистит улицы.

Мне нравится работать с образами продуктов потребления, которые формируют определенную знаковую систему. К таким предметам я отношу люксовые, брендовые предметы и косметику, которые обладают определенными узнаваемыми формами, дизайном, логотипами. Сегодня вышеупомянутые объекты формируют тренды, моду, а также оказывают влияние на людей и то, как они себя проявляют и обозначают в обществе. В своей практике я пытаюсь отобразить человека, его образ и ошибочные представления о психологическом комфорте через образы вещей. Изначально я работала только с визуальными образами баночек брендовой косметики, но однажды попала в цех и увидела, сколько трудов, ресурсов и отходов стоит производство тех самых «идеальных упаковок». Меня впечатлило, как «баночки» начинают вытеснять здравый смысл и отношение к вещам лишь как к средствам и становятся своего рода персонажами в жизнях людей. Они заполняют лучшие места на полках, для них покупаются косметички за десятки тысяч рублей, их коллекционируют как что-то значимое и перепродают на ресейл-платформах. Эти мысли побудили меня создавать объекты, в которых я использую керамическую скульптуру-«косметичку», расплавленный пластик от косметических упаковок и бывшие в употреблении брендовые косметические баночки.

Таким образом, я даю вторую жизнь бывшим в употреблении упаковкам, баночкам, тюбикам и пытаюсь обратить внимание зрителя на то, какое значение каждый из нас и культура в целом придает «баночным персонажам».

Некоторые мои идеи лучше воплощаются с помощью найденных или просто б/у объектов, а какие-то и только в них. Например, инсталляцию «Алфавит. MR, в котором я живу» я делал из фанеры, найденной на территории и в окрестностях ЦСИ Винзавода. Часто это были грязные, промасленные, стертые куски. В итоге это все добавило в работу настроение старой азбуки.

Часто использую старые светильники, электрофурнитуру, мебель. Из недавних объектов — светящийся и вращающийся «Вдох–Выдох». Основу — старый рекламный лайтбокс — я купил на распродаже складов. Некоторое время «Вдох» стоял в Бродильном цехе ЦСИ Винзавод, а теперь находится на моей персональной выставке «Вдох-выдох» в галерее «Граунд Солянка». Многие работы там сделаны с использованием или из старых, отслуживших вещей.

В проекте «Сады», который был реализован в 2022 году, я говорю о памяти своего рода и моем детстве в старом саду. Его создали на месте глухого березового леса мои бабушка и дедушка в 50-е годы. Проект я готовила несколько лет, и некоторые идеи для апсайкл-работ до сих пор в эскизах: я готовлю их реализацию к последующим персоналкам. Реализованные и задуманные на будущее объекты представляют собой предметы из старого летнего домика, сарая и с участка. Они давно пришли в негодность и стали своего рода артефактами, связанными с теплыми воспоминаниями и светлыми впечатлениями детства.

Белый эмалированный кувшин — любимец моей бабушки. Она восхищалась его классической формой и ставила в него первые весенние тюльпаны. Затем они сменялись летними флоксами к моему дню рождения, завершался же дачный сезон осенними астрами. В память о бабушке, ее уникальном умении нежно любить и создавать красоту, я наполнила кувшин деревянными тюльпанами, окрашенными акрилом в цвета инверсии. В проекте это символизирует потусторонний мир, ушедшее в небытие. Через камеру смартфона, настроенного на инверсию, посетители выставки могли наблюдать реальные цвета тюльпанов — красные с зеленым.

Следующий важный для меня символ утраченного прошлого — домик на банке муки. Здесь игра смыслов: мука — это подвижный сыпучий порошок, а меняя ударение, слово приобретает другой, довольно трагичный контекст. Горку из муки можно трактовать как зыбучий, неуверенный холм, который вот-вот развалится, а домик полетит вниз. В этом фарфоровом элементе я выразила боль расставания с садом и уютным безопасным миром, в котором росла. Через инверсию домик становится темным, зажигаются окошки — точь-в-точь как у нас на даче летними ночами.

Керосиновая лампа с «волшебными светлячками», старинный шкаф, дырявый самовар в мотыльках, бабушкин переделанный абажур — работы, выполненные по тому же принципу «упаковки воспоминаний». После апсайкла они стали мне особенно дороги, ведь от дачи не осталось буквально ничего, только с десяток предметов, фотографии и размытые образы. Через переосмысление старых родительских вещей я говорю о человеческих ценностях, воскрешаю свои островки памяти и делюсь этим со зрителем.

В основе моей художественной практики лежат две темы или метода: обращение к цифровой культуре или интернет-фольклору и работа с найденными на улице материалами, предимейдами. В моем случае апсайкл — это когда для нового объекта или инсталляции я использую все то, что можно найти в городском пространстве: от куска забора до пары кроссовок.

Мой художественный путь начался с граффити, я очень много проводил времени в городе и на промзонах, где повсюду был разбросан строительный мусор или части каких-то механизмов. Такая индустриальная эстетика и легла в основу моей практики. Я и сейчас люблю исследовать различные заброшенные постройки.

Так, например, находясь в резиденции в Выксе, за основу моей инсталляции, изображающей капище или древний алтарь, я взял советскую лепнину из заброшенного ДК. В поисках материалов для работы я залез в местный заброшенный Дом культуры, где с потолка обрушилась прекрасная лепнина, расположенная концентрическими кругами. Можно сказать, что через эти найденные объекты я отражаю облик постсоветских городов, их индустриальное прошлое или постапокалиптическое будущее.

Серия «Переработка» появилась в пандемию, когда закончились художественные материалы, а пакет с пакетами оказался под рукой. Мне понравилась идея переосмыслять логотипы и слоганы, нанесенные на пакеты. Я беру готовый посыл, изменяю его и утрирую при помощи своих героев из проекта #маленькиелюди. Так унифицированный объект становится произведением искусства и приобретает индивидуальность.

Пакеты никогда не заканчиваются, я и сегодня продолжаю их собирать и использовать в своих работах. Некоторые из них уже можно считать винтажными, так как они вышли из обращения и больше таких не найти.

Я использую в своих текстильных работах винтажные и антикварные ткани. Моя бабушка была рукодельницей и советской модницей. От нее остался целый шкаф ниток, отрезов на платья и блузки, каких-то вещей, которые она начала перешивать и не закончила. Все эти предметы всегда были для меня синонимом чего-то прекрасного.

Я не выбрасываю свою одежду просто так. Прежде чем принять решение избавится от чего-то, я присматриваюсь, не могу ли я использовать ткань или принт в своих работах, интересны ли они мне вообще?

У меня огромный запас вещей для работы, которые я раскраиваю, вырезаю какие-то детали из принтов. Чаще всего для меня это не просто качественные редкие ткани с красивым рисунком. Большинство имеет и личную ценность. Я использую и современные предметы одежды — несколько работ из той же серии сделано на «спинках» блейзеров и маек (например, из Н&М). Таким образом, семейная и личная память в моих работах уплотняется, образуя временные пласты.