Что доказала безумная "дискотека 90-х" в соцсетях

Мы сидели на Патриарших вдвоем: я и прелестная, очень умная дама. Мы говорили о судьбах России, что будет с ней, несчастной, лет через двадцать? Была ночь, а небо над нами эффектно освещалось трассирующими пулями, кругом гремела пальба. Это была ночь с 3 на 4 октября 1993 года, когда в Москве шла настоящая гражданская война и штурмовали Останкино. Мы же с дамой, парочка отчаянных авантюристов, не просто добрались до центра, хотя в каждой подворотне сидели солдаты в касках и бронежилетах, мы еще и бутылку с собой прихватили. И, отхлебывая из горла, и болтая о каком-то смутном будущем под звуки стрельбы, мы не понимали главного: сейчас, в этот момент, проживаем в таком увлекательном времени, о котором будем скучать в том самом будущем.

У нас была великая и смешная эпоха.

Что и доказала безумная «дискотека 90-х», прошумевшая только что в соцсетях.

Ее начали романтизировать и проклинать сразу же, как она покинула нас сырым новогодним вечером 1999 года, под знаменитое ельцинское «я устал, я ухожу». На самом деле даже аналога в русской истории не найти. Какой там Серебряный век, какая оттепель? Рядом не валялись. Десятилетие безудержной свободы. Чудесных обогащений и кислотного угара, пьяного президента и рулевого «Обоза» в черных очках, злых шахтеров и «новых русских», эпоха пейджеров, спирта «Рояль», слаксов, ваучеров, братвы, вещевых рынков, МММ и Натальи Ветлицкой.

Конечно, в этом флешмобе скребет и простая ностальгия по юности. «Посмотри в глаза, я хочу сказать...» Все мы листаем время от времени старые альбомы, особенно когда нам около сорока. А юношам и девушкам 90-х сейчас столько и даже гораздо больше, как, скажем, мне.

Эпоха чудесных обогащений и кислотного угара, пьяного президента и рулевого «Обоза» в черных очках, злых шахтеров и «новых русских», эпоха пейджеров, братвы, вещевых рынков, МММ и Натальи Ветлицкой

Но тусовщики 90-х — это ведь особая категория граждан. Им выпало счастье создавать реальность с нуля. Они делали мир под себя, благо были все возможности. Все валялось под ногами, оставалось поднять и обклеить блестками. Если есть деньги, можно замутить клуб. Нелепый, грязноватый, дурацкий, но зато дико модный. Типа клуба «Пилот», созданного бойкими Андреем Деллосом и Антоном Табаковым  в 1993 году. Я бывал там очень много раз, а интерьер вспомнить не могу: напивался с ходу, с порога. Припоминаю лишь хамский фейсконтроль... или это было в другом клубе? Кстати, фейсконтроль — тоже слово из 90-х. Тогда русский язык вообще обогатился до неузнаваемости.

Если нет денег, но хочется своего пространства, можно захватить этаж в выселенном доме и устроить сквот: собрать художников, поэтов, красивых девушек и просто круглосуточно веселых людей. Как это сделал художник Петлюра на Петровском бульваре. Долгое время старая недвижимость в центре Москвы или Питера не вызывала интереса девелоперов, так что «городских сумасшедших» не трогали. Впрочем, помню, однажды я посещал Богдана Титомира, уж совсем не безумного художника, который устроил себе резиденцию в пустующем здании в Трехпрудном переулке. На огромном экране Титомир демонстрировал мне какой-то кислотный клип, где булькали цветные пятна, и рассказывал про будущий рейв, приуроченный к 7 ноября. А старый дом обещал превратить в самое модное место Москвы. Теперь в этом доме элитное жилье.

Новым людям требовались свои рупоры, и они открыли журналы «Птюч» и «Ом». Журналы ориентировали — что слушать, смотреть, читать. И попробуй не послушать CD, который похвалили в журнале «ОМ», — значит, ты отстал от стремительной реальности, давай, догоняй! На «Горбушку» беги или у друга возьми — вон «сидюк» в углу валяется, залитый вином.

Ритм был безумный, все мелькало, как в клипе Титомира. И надо было успеть. Каждую неделю что-то открывалось и булькало. «Кто сегодня играет в «Титанике»? Фонарь? Супер. Флаер есть?» «А кто в «Не бей копытом»? «АукцЫон»? Круто!» «А еще где клубятся? Скинь мне на пейджер!»   

Дожить бы до рассвета. Но есть пара волшебных таблеток — они помогут.

В погоне за «цветными пятнами» меня однажды занесло даже в гей-клуб: они ведь тоже стали модными. Заведение было напротив музея изобразительных искусств. Весь вечер я угощал там бухлом двух хрупких геев, потому что нужна компания, а когда денег у меня не осталось, они вероломно свалили, бросив меня в алкогольной печали. Кстати, быть геем тогда стало чуть ли не почетно, тебя сразу начинали любить и носить на руках. Борис Моисеев, кажется, не сходил с экрана. А на месте того заведения теперь галерея Ильи Глазунова.

Тусовщики 90-х — это ведь особая категория граждан. Они делали мир под себя, благо были все возможности. Все валялось под ногами, оставалось поднять и обклеить блестками

Кстати, о галереях. Тоже ведь культурный феномен 90-х. Модно, круто, нарядно. Там, конечно, особо не попляшешь, но точно наливают. «Какая выставка? Да фиг ее знает, неважно, погнали, меня Айдан пригласила!»

В той эпохе было страшно и весело.

Но вот что интересно. Тусовщики 90-х словно так там и застряли. Некоторые натурально, поскольку померли от излишеств. Но те, кто выжил в катаклизме, пребывают в оптимизме. Располневшие дядьки, сильно за сорок, продолжают крутить пластинки по выходным. Да, у них бизнес, семьи, дети и даже недвижимость в Доминикане, но — бог ты мой! — какие они сами дети, когда трясутся за пультом. Смешные и трогательные. А тетеньки в годах? Ведь они называют себя девушками. И никак иначе. И втайне мечтают хлебнуть сомнительный амаретто под «унц-унц» Лики Стар.

Минувшим летом я увидел их вдруг всех, разом. Попал на открытие выставки Влада Монро, и тут они все, красавчики! Влад же, по сути, эмблема сверкающей эпохи. Родной и либералу Артемию Троицкому, и сталинисту-евразийцу Беляеву-Гинтовту. Конечно, тусовщики обрюзгли и полысели, кроме разве Андрея Бартенева, который в 90-е явно открыл для себя рецепт вечной молодости, но — черт возьми! — угар у тусовщиков все тот же. «Посмотри в глаза, я хочу сказать...» Кого-то ждет «порш» с личным шофером, но он — вжик! — влетел обратно в эпоху безраздельной свободы, обклеился блестками, и пританцовывает, и счастлив. И ему не хочется обратно в унылый 2015-й. Он готов зажигать от заката до рассвета.

Он не устал, он не уходит.

Мы не устали, мы продолжаем.