«You don't see just how wild the crowd is? / You don't see just how fly my style is?» — в той самой песне Канье Уэста, строка из которой только что стала поводом для фэшн-скандала с участием отечественных звезд моды, есть еще ряд куплетов, составляющих идеальный эпиграф к январской атмосфере в парижском районе Маре, где типовая картинка — группа восточных модников в огромных куртках с фото на спине, безразмерных худи и цветных кепках фотографирует пиктограмму space invader'а на стене дома, под которой наклеен ряд плакатов какой-то молодой марки: «Бери выше, бери ниже, только не будь нормальным».
Конечно, мужская неделя не сравнится по размаху и уровню внимания с женской; редакторы моды, привычно рассаживающиеся рядом с друг другом, любят повторять дежурную фразу предпоказного смолл-тока: «Как я люблю мужские показы, на них настолько спокойнее». Это и так, и не совсем так: хотя мужские показы и вообще масштаб мужской моды находятся в тени женских и уступают им в размере и значимости, в последние три года именно мужская секция произвела несколько явлений, которые определили текущий момент в индустрии. Скажем, вся история с гендерной флюидностью, спровоцированная в Милане первой коллекцией Алессандро Микеле для Gucci (который тогда еще делал мужские показы); тотальное вторжение эстетики streetwear (c пиком в виде летней коллаборации LV и Supreme); взлет Вирджила Абло; наконец, Раф Симонс как отдельно стоящая единица влияния, важность которой никак нельзя недооценивать — эти позиции мужская мода во многом может записать в свои активы. Но новые веяния принесли новые вызовы, и в некогда спокойной заводи все взбудоражилось и перевернулось вверх дном.
Базовым челленджем мужского дизайнера до недавнего времени была сложная, но понятная задача: сделать коллекцию, которая соответствует классическим представлениям о маскулинности и при этом отвечает самым свежим веяниям времени. Такая схема была особенно распространена в Италии; «традиции плюс современность» — лозунг, который в той или иной интерпретации вышит на гербах половины итальянских марок. Раз за разом воспроизводить мужественный в традиционном понимании образ, добавляя современные акценты и акцентируя элегантность фирменным итальянским кроем, — тот код, что лежит в основе успеха лидеров рынка вроде Ermenegildo Zegna или Pal Zileri и на котором выросла главная мужская выставка Pitti Uomo. Pitti — хороший пример того, как это работает: ее создатели последовательно ведут работу по привлечению новых имен и дизайнеров, которые «олицетворяют момент» (здесь в специальных программах принимали участие и Раф Симонс, и Гоша Рубчинский, и Undercover, а в этом январе — так и вообще берлинский радикальный журнал-арт-коллектив-фэшн-бренд 032C); но и в основном содержании выставки, и на параде модников на ее площади сохранятся принцип верности корням: это так или иначе версии, интерпретации, вариации классических тем. Мужская мода последнее десятилетие опиралась на ясное видение образа современного мужчины и того, как он хочет выглядеть: строго, но в меру, модно, но не чересчур, расслабленно, но с умыслом. Успешные мужские марки продавали элегантность и мужественность, крой и качество. И именно по этой идее был нанесен удар.
Нынешние командиры фэшн-флюгера — Vetements, Raf Simons, Off-White и Gucci — радикально сместили точки отсчета. Их общая стратегия — нарочитое и последовательное разрушение не просто «классического образа», но вообще идеи «нормальности» или «стандарта». Как частное следствие — полная отмена «кроя» и «качества» в их итальянско-английском понимании. Овер-оверсайз, деконструкция и диспропорция, потертые и разорванные ткани — эти идеи оказались настолько влиятельны и настолько заразительны, что их отголоски можно увидеть практически везде, от поп-ап-корнеров молодых марок, заполоняющих Маре во время показов, до гранд-шоу Louis Vuitton, больших марок. Помнится, в предыдущую декаду бытовал популярный совет по стилю — «mixing high and low»; сейчас, кончено, время mixing low and low.
Замечу в качестве лирического отступления, что мужчинам сейчас вообще нелегко — на дворе феминистская революция, и расхожая фраза про то, что гендерные роли в обществе смещаются, если и не до конца отражает реальность, все же заставляет мужчин нервничать. А мужчин-потребителей одежды — думать, что им надо выглядеть как-то по-новому. В общем, все смешалось в мужских домах.
Из очевидных следствий первое — отчетливое расслоение дизайнерского рынка на уровне идейного предложения: скажем так, мы имеем марки «впередсмотрящие», «догоняющие» и марки, перешедшие в режим «see no evil, hear no evil». И второе — как полагается радикальным идеям, они по-разному прижились в трех главных фэшн-столицах.
Лондон, идущий первым в календаре мужских показов, всегда был очень склонен к экспериментам ради экспериментов и помешан на собственной исключительности. Он разрывается между двумя крайностями: наследием Сэвил-Роу и желанием воскресить славу города с неповторимым «креативным духом». Одна половина того, что можно увидеть в Лондоне, — это классические костюмы и пальто без особых претензий на то, что на дворе 2018-й; а другая половина — это ритуальное переодевание моделей в женские костюмы или, как вариант, в нечто, что в 90-е именовали «клубной модой» (подразумевающей «кислотные цвета»). Типичный рекрут Лондона — дизайнер и «радикальный творец» Чарльз Джеффри, обладатель приза British Emerging Talent, негласного звания «любимец публики» и главное открытие мужской недели, под маркой Charles Jeffrey LOVERBOY показавший нарядные платья и костюмы-буфф, которым позавидовал бы Дэвид Боуи периода «Ashes To Ashes».
Милан, столица здоровой торговли и здравого смысла, привык определять свой мужской продукт через качество, ткани, мастерство; казалось бы, здесь должно неизбежно сказаться влияние Алессандро Микеле, но видно его в основном по преувеличенной яркости коллекций Dolce & Gabbana. А в отсутствие самого Gucci, самоустранившегося от участия в мужской неделе, ее атмосфера определяется удельным весом грандов Ermenegildo Zegna, Giorgio Armani и Brioni, которые подчеркнуто отстранены по отношению к текущим переменам (Brioni усугубил этот эффект, показав коллекцию на возрастных моделях); и несколькими брендами, которые приспосабливают парижские веяния и превращают их в рабочие тенденции (скажем, Neil Barrett выдал очень удачный сезон, превратив парижские фантасмагории в носибельный милитари/оверсайз — гарантированный успех будущей осенью). Прибавим Prada, который всегда гуляет сама по себе, и тот факт, что мужская одежда сейчас должна быть максимально свободной, что выбивает из рук итальянцев козырь с посадкой, — и в общем знаменателе мы имеем торжество здравого смысла и компромисса, который наверняка хорошо продается, но не обеспечивает лидирующих позиций и статуса «модной столицы».
Париж, у которого тоже есть идея фикс — держать имидж вершителя революций, — должен сохранять темп и поднимать планку, причем по всем фронтам, которых здесь несколько. Хотя Раф Симонс переехал с показами в Америку, передовая школа концептуалистов от моды по-прежнему активно производит концепты — от Acne Studios, выведшего свои арт-принты и цветовые сочетания на новый уровень северной психоделии, и OAMC с коллекцией по художнику Йозефу Бойсу, до Off-White и Vetements, продолжающих бродить по подвалам и сквотам воображаемых субкультур из антиутопий про темное будущее мегаполисов. Прекрасная игра, которую очень интересно смотреть, но есть ощущение, что в этот клуб пускают посетителей не старше двадцати одного.
Дизайнеры старой доброй авангардной закалки — Comme Des Garçons, Rick Owens, Джон Гальяно, представивший первую мужскую коллекцию для Maison Margiela, — продолжают расширять границы, экспериментировать с понятием одежды, выворачивать конструкции и материалы и рисовать племенные наряды неведомых племен; практика, со временем упершаяся в эффект удивления и, естественно, этим эффектом ограниченная.
Люксовые гранды Louis Vuitton, Hermès, Dior и Berluti сосредоточены на том, чтобы показать и обосновать тему «новой роскоши». Главным специалистом по этому вопросу был Ким Джонс, дизайнер с легкой рукой на авантюрные коллаборации и редким чувством вещи; в его исполнении люкс происходит не просто из качества материала или качества работы, а из качества идеи. О его расставании с Louis Vuitton объявили за несколько дней до показа, и пока не понятно, кому достанется его легкая рука.
Наконец, есть марки, умеющие поймать новый тренд и показать его в золотом сечении идеи и потребительской ценности. И, если говорить о текущем сезоне, посвященном рубежу 90-х, свободным вещам и постпанку, это был очередной идеальный Lanvin, где Люкас Осседрайвер продолжает блюсти некогда гордое имя, и очередной уверенно смотрящий на прилавки Valentino.
Вообще, пытаясь определить, что составляет суть момента в мужской моде, неизбежно приходишь к слову, которое часто возникает применительно к актуальному культурному моменту. «Сторителлинг — это основополагающий аспект, с которого мы начинаем, — говорит Умберто Леон про свою работу над Kenzo. — Наши коллекции — это полноценная история, которая оживает на показе». Это означает, что нам предлагают не конкретную, хорошо или не очень придуманную и сделанную вещь. Нам предлагают стать частью некой игры, соприкоснуться с личным опытом или переживанием дизайнера, получить эмоцию. Когда Гоша Рубчинский устраивает показы в Екатеринбурге, совсем далеко от мест, куда может занести судьба парижского или лондонского редактора моды, и тот в двадцатиградусный мороз идет до «Ельцин-центра», чтобы увидеть перформанс, отсылающий к свердловскому рок-клубу и группе «Наутилус», я почему-то уверен, что все это — мороз, Ельцин, приземистый город, состоящий из конструктивистских домов и панелек, — останется в памяти и останется в коллекции. Парадоксальным образом этот прием заимствован из классического арсенала люкса — ведь и Ralph Lauren предлагает клиентам стать частью образа жизни, потрогать легенду некого благородного дома, где на лестнице висят фотографии неизвестных нам людей. Мы покупаем не вещи, а воспоминания и переживания — как в «Бегущем по лезвию», с которым Раф Симонс в прошлом сезоне сделал такой же фокус. Практически каждая значимая марка сегодня, от Prada до Louis Vuitton — это умение создать мир и погрузить в историю. Кстати, расставание Кима Джонса с Louis Vuitton стало одной из главных новостей мужского сезона.
А самой главной новостью, конечно, было известие о возращении Эди Слимана, на этот раз за штурвал Céline, где, как сообщается, он запустит и мужскую коллекцию. Как бы рискованно это ни звучало, не будем забывать, что Слиман — один из главных специалистов по историям, который когда-то сделал из костюмно-галстучного Christian Dior — кто бы мог тогда подумать — замешанный на новом лондонском рок-н-ролле Dior Homme, в одиночку вдохнув новую жизнь в застоявшуюся мужскую моду. Так что, возможно, скоро нам предстоит новый поворот сюжета.
Другие истории
Подборка Buro 24/7