На одной из московских Недель моды показали коллекцию Lumier Garson, которую поднял на смех русский фэшн-фейсбук, а русский Vogue сдержанно похвалил и назвал ее создателя Жана Рудофф «вторым Демной Гвасалией из Перми». Что вообще происходит?

Вся мода XXI века — насквозь цитата. Последним оригинальным стилем на больших подиумах был гранж, дальше началось бесконечное цитирование: 50-е, 60-е, 80-е, 40-е, опять 60-е, опять 70-е, 90-е, опять 70-е, опять 90-е, сразу и 60-е, и 70-е, и 90-е. Вот теперь опять 80-е. Поздние 80-е. Что в этом круговороте считать плагиатом, а что — нормальной «творческой переработкой»? «Это мы уже видели» — приговор или похвала? Как все-таки работают в глобальном мире современной моды цитаты и заимствования?

Несмотря на общий консенсус в профессиональном сообществе на тему «все всех цитируют», время от времени все равно случаются громкие разоблачения, и реакция на них становится все более смутной. Ну спер такой-то уважаемый дизайнер у такого-то классика платьице или пальтишко, или целую стилистическую идею — и что? А кто сейчас не ворует?

Вот несколько лет назад была громкая история с Фиби Файло, которая в коллекции FW 2013/14 скопировала пальто Geoffrey Beene — то есть не просто «вдохновилась», а скопировала дословно, вплоть до формы клапанов на карманах и их расположения. Делает ли это Фиби Файло плохим дизайнером? Конечно, нет — потому что она очень хороший дизайнер и сто раз уже это доказала. Ложится ли это пятном на ее репутацию? Ну, возможно, некоторой тенью — все-таки от кумиров ждешь большей внимательности и разборчивости в средствах. Стали ли мы ее меньше любить? Нет, не стали — у таких людей, как Файло, огромный кредит доверия и высочайшая лояльность ее аудитории.

Фиби Файло

Geoffrey Beene осень-зима 2004/05; Céline осень-зима 2013/14

Вот только что все процитировали Issey Miyake — со своими плиссировками и плоскими рукавами-лопастями Мияке стал буквально героем прошедших показов, все про это написали (а те, кто пообразованнее, даже вспомнили Мариано Фортуни с его знаменитыми плиссированными платьями Delphos). При этом на Родольфо Пальялунгу и его Jil Sander все накинулись, а, например, Хайдером Аккерманом все восхищались. Тут сработал понятный механизм: Аккерман взял элементы стиля Мияке и поместил в свою собственную, очень разработанную и выстроенную эстетику, которая у него индивидуальна и узнаваема, как у немногих. Это его сияющие цвета драгоценных камней: травянисто-зеленый, желто-зеленый, ржаво-рыжий. Это его блестящий шелк, это его неровные фактуры, это его свободные жакеты и широкие брюки, это его собственные силуэты и пропорции. Никакой такой стилистической законченности и четкости видения у Пальялунги нет и никогда не было — он дизайнер-хамелеон, в какой дом приходит, с тем добром и начинает работать, при этом собственных достаточно сильных дизайнерских идей у него нет. Вдруг решил прямо процитировать целое платье Issey Miyake — и в ответ получил дружное «бу-у-у-у».

Issey Miyake весна-лето 1995

Jil Sander весна-лето 2017; Haider Ackermann весна-лето 2017

И вот тут мы подбираемся к ключевому для понимания всей ситуации пункту. Да, сама претензия «цитирует» сегодня звучит, мягко говоря, странно. Да, по этому поводу все усвоили умное слово «постмодернизм», которое в искусстве было модно 25 лет назад, а до моды только докатилось (а некоторые по этому поводу даже усвоили еще более умное слово «пастиш»). Но не все понимают, что постмодернизм — это не просто цитирование всех и вся. Постмодернизм в искусстве (где о нем уже никто особенно не говорит) — это помещение чужих цитат в свой собственный продуманный и непременно иронический контекст, где из них должен возникать некий, желательно оригинальный, смысл. А простодушное надергивание цитат у всех на свете называется другим словом.

Да, все у всех все тащат — но некоторые тащат со смыслом, а некоторые — без. И это важно не упускать из виду во всех разговорах про «постмодернизм». Цитировать — не зазорно, если есть свой авторский контекст. А если его нет, то и вместо цитирования получается тупое копирование. В фэшн-индустрии этим занимаются вполне уважаемые бренды, и к ним тоже давно нет никаких претензий, у них своя миссия — нести тренды в самые широкие массы. Но эти бренды не называют себя «дизайнерскими» и не продают свои вещи за тысячи долларов.

А теперь вернемся к «пермскому Демне Гвасалии». Если Демна Гвасалия может взять Мартина Маржелу и выстроить вокруг его приемов и его силуэтов свой Vetements (а теперь еще и Balenciaga), то другие чем хуже? Так, вероятно, и рассуждал Жан Рудофф. И, в общем, рассуждал правильно, но есть в его рассуждениях несколько досадных упущений.

Гвасалия и Лотта Волкова взяли довольно безотказный прием break the rules — и это отличный маркетинговый прием, если его грамотно использовать. В случае удачи (а Vetements, что про него ни думай, — это удача) в том же направлении всегда устремляются подражатели — и да, они тоже могут по-быстрому срубить денег. А иногда, в зависимости от везения, ума и способностей, даже и занять место на рынке.

Но Демна Гвасалия — это не просто удачно подхваченный Маржела. Гвасалия — это Маржела сквозь взгляд человека с постсоветского пространства, для которого челноки и их сумки, вещевой рынок «Лужники», «леопард», «китайский пуховик», «зимние сапоги» и прочие «районы — кварталы — жилые массивы» — это не прикольная экзотика, а часть детского опыта, практически почва и судьба. То есть это Balenciaga, увиденный парнем из постсоветского мира, выучившимся в Антверпене и работавшим в студии Maison Martin Margiela. И в этом соединении — его сила и его собственный оригинальный контекст, куда он и помещает какие угодно цитаты (очень, кстати, грамотно и дозированно).

Джинсы Vetements; Maison Margiela весна-лето 1999

Простодушно скопипастить все более-менее обсуждаемые коллекции текущего сезона (Raf Simons, Off-White, тот же Vetements, там неравнодушные люди много насчитали) и поместить в некий «офис с кулером» — еще не значит сделать как Демна. Это, скорее, значит сделать как ребята из Юго-Восточной Азии, которые на местном рынке делают «как Lemaire», «как Vetements», да как кто угодно, кого покупают и кто несложен в копировании. Но даже в культуре nofashion (а это определение тут, мне кажется, больше объясняет, чем «постмодернизм»), то есть в культуре, где нет иерархий «высокое/низкое», «элитарное/массовое», «свое/чужое», где все переработано до состояния концентратов и полуфабрикатов и разложено на полках супермаркета, этого мало, чтобы быть дизайнером. Мало просто взять лапшу «Доширак» — нужно еще иметь арт-идею и арт-пространство, которые превратят ваш «Доширак» в арт-объект. Иначе «Доширак» останется просто «Дошираком».