Это кино о мужчинах — взрослых, запутавшихся, потерянных. В застойных советских 1970-х такие фильмы образовали целое направление: «Утиная охота» Виталия Мельникова, «Осенний марафон» Георгия Данелии, «Полёты во сне и наяву» Романа Балаяна, «Ты и я» Ларисы Шепитько. В этих фильмах мужчины пытались найти себя, место в жизни и её смысл. Они не были лицемерами и шли наперекор устоям общества: пили стаканами, чтобы сбежать от окружившей их серости, подставляли друзей и избранниц ради сиюминутных радостей, которые могли бы утешить их, или нарочно вгоняли себя в переплёты, — и жили, горя.

Поздние фильмы датского режиссера Томаса Винтерберга — суть апологии человеческих слабостей, если не панегирик им, потому что в них, по его мнению, заключается то, что называется человечностью. «Охота» — пронзительное высказывание о cancel culture и суда над «не такими». Автобиографичная «Коммуна» — слезливый рассказ об отношениях между друзьями, собственно, в коммуне 1960-х, в которой каждый герой по-своему неказист, но вместе они пытаются шагать в светлое будущее. И даже студийный «Курск» о затонувшей подводной лодке, в котором Винтербергу не дали возможности притронуться к сценарию пальцем, прочитывается как героизация русских солдат перед европейским миром.

«Еще по одной» — это, если по делу, история о друзьях — учителях старших классов, по характерам не похожих, но каждый из них с щемящим надломом в сердце. Мартин (главный герой в исполнении гения Мадса Миккельсена) — учитель истории — теряет вкус к жизни. Двадцать лет назад он грезил докторской диссертацией, был страстно влюблен и танцевал джаз-балет (это чеховское ружье — и Винтерберг виртуозно даст из него залп в финале), а сейчас ученики слушают его лекции, упершись в смартфоны, жена, не скрывая, что считает его скучным, берет на работе ночные смены. Питер (Ларс Ранте) — учитель пения, не первый год мучительно одинок, а все потому, что мягкотел, неуклюж и немножечко заикается. Он даже не может решиться пригласить девушку на свидание. У учителя психологии Николая (Магнус Миланг) все складывается по модели европейского мидл-класса: стабильный заработок, красавица-жена, трое крошечных детей, и проблем вроде нет, разве что младенцы мочатся ему на живот. Но он понимает, что с этой спокойной жизнью он не в своей тарелке. Томми (Томас Бо Ларсен из «Торжества») — самый старший — трагический герой, грустный клоун. У него, кроме троих друзей и умирающей собаки-инвалида, нет ни одного человека на белом свете. И работа его не радует. Он физрук.

Дистанцию к персонажам Винтерберга ощущаешь первые минут двадцать — ровно до того момента, как в кадре откупоривается бутылка спиртного. Кино сходит с мертвой точки, когда на посиделке Мартин, расклеившись со слезами на глазах, начинает пить стакан за стаканом, как ему совершенно не свойственно. За тем же столом товарищи решают пить регулярно, притворившись исследователями теории норвежского философа Финна Скэрдеруда, полагавшего, что человеку от рождения критически недостает полпромилле в крови. «Еще по одной» повествует о сакраментальных отношениях мужчины и алкоголя. Для героев он катализатор, возвращающий к юношеским амбициям. Выпивка дает Мартину драйв преподавания и близость с женой, Николаю — забытую беззаботность. Раскрепостит Питера: он, как мечтал, станет любимцем класса и начнет видеться с женщинами. Сессии алкогольных возлияний, доводящие до делириума, поссорят Мартина и Николая с их женами, когда ночевки на улице станут регулярными происшествиями, но вскоре герои остепенятся, и окажется, что произошедшее скрепило их браки. Только Томми спиртное доведет до могилы. По Винтербергу, алкоголь губителен для тех, кто в бесперспективном отчаянии. Он дает им решимости заглянуть во внутреннюю тьму.

Тут нужно сделать киноведческую ремарку: «Еще по одной» — в традиционном смысле актерский фильм, снятый без изысков и наворотов. Но его художественная простота — ничто перед открытостью Винтерберга и тембром его отеческих интонаций, будто режиссер похлопывает вас по плечу, а вы пропускаете с ним рюмку за рюмкой. Для каждого чуткого зрителя Винтерберг — моментально «свой», и именно это делает «Еще по одной» уникальным фильмом. Открывается он эпиграфом из Кьеркегора: «Что такое юность? Сон. Что такое любовь? Содержание сна». И в последние двадцать минут слова датского мыслителя, посвятившего себя поиску человеческого призвания, снова вклинятся в повествование, прозвучав из уст подпившего школьника на экзамене: «Любить жизнь и людей может лишь тот, кто осознал себя на дне собственной личности».

Как и его непутевые персонажи, Винтерберг к 50 годам изучил это дно вдоль и поперек. Он долго не мог найти аутентичный путь, находился под губительным влиянием Ларса Фон Триера, чьи замыслы окрашивал человеколюбием и эмпатией («Торжество», исполненное по канону Догмы-95, и «Дорогая Венди»). Потом экспериментировал, ошибался, снимая безликий европейский артхаус («Возвращение домой» и «Субмарино»). И если попытаться выискать в «Еще по одной» мораль (что делать в высшей мере необязательно), она гласит, что человеку должно до конца жизни существовать в перманентном поиске — себя, роли в мироустройстве и заветного «смысла жизни».

Это фильм не об алкоголе, но о любви как раз в свете того же Кьеркегора, который утверждал, что быть влюбленным — значит быть неправым перед избранником. Об этом и сообщает Винтерберг — самый человечный из режиссеров своего поколения. Любовь будто заново открывается героям после загулов и путешествий на край сознания: смысл существования они находят в необходимости быть любимыми. 

В последней сцене, после череды горьких поражений и смерти товарища, героям открывается праздник жизни. Они неразрывны — как связаны для невротика абсолютное несчастье и эйфория, а за сентиментальным финалом следует эпитафия погибшей дочке Винтерберга.

Быть честным — значит, выкладывать правду до самой последней капли и не страшиться собственной непоследовательности. И Томас Винтерберг честен.