Круглый стол: почему «Рассказ служанки» в России может оказаться реальностью

Всякий раз, когда мы имеем дело с антиутопией, мы думаем, что она недосказана. Но в жизни все еще хуже. Любой политический ньюсмейкер подтвердит, что если кто-то совершил преступление, а вы себе представляете, как это было, — то было еще хуже. Если размер коррупции не укладывается у вас голове, то в жизни она еще больше. Мы, например, недавно написали материал про кражу невест — и мне казалось, что в XXI веке говорить на эту тему всерьез нельзя, что это какая-то сказка про белого бычка. Нет, это не сказка про белого бычка. Мы выросли на фильме «Кавказская пленница», он казался нам смешным или забавным. Но сейчас этому образу нужна деромантизация.

Довольно долго мне казалось, что «Рассказ служанки» — скорее продукт художественного мышления. Я хотела в это верить, но сейчас предполагаю, что так моя психика защищалась от от всего происходящего. Из недавнего: в Санкт-Петербурге открывается пансион благородных девиц под покровительством Сергея Шойгу. В Москве он уже есть, и я видела девочек в форме этого пансиона. Тогда я подумала: «Господи, что это за Галаад (тоталитарная республика в сериале. — Прим. BURO.) такой!» Когда я попыталась узнать, чему там учат, то поняла: это настоящий «Рассказ служанки». Закрытая территория, где живут абсолютно бесправные воспитанницы с каким-то чудовищным режимом и безграничным списком запретов. Им нельзя повышать голос в вечерние часы, нельзя пользоваться социальными сетями: то, что они пишут в интернете, должны контролировать местные «тетки Лидии». Этот институт с одобрения общества систематически погружает женщин в атмосферу «традиционных ценностей», которые маскируют гендерное насилие.

Самое страшное в «Рассказе служанки» — это не вот этот строй. Почему вообще нас так пугает этот сериал? Потому что в первых двух сезонах нам показали, как все начиналось. Нам показали, как сначала у девушек отобрали право платить за себя. Потом показали, как на контрацепцию нужно получить согласие мужа. Потом — как главная героиня Джун думала, что ее это не касается. А потом — как все это коснулось. Большое насилие разворачивалось постепенно, оно начиналось с совсем небольших решений, на которые мы часто просто не обращаем внимание. Я считаю, что прямо сейчас нам надо обратить внимание на то, что происходит у нас, чтобы однажды самим не оказаться в Галааде.

Эта связь прямая. Совершенно точно мы можем отсчитать в российской политике тот момент, когда в страну вернулись консервативные ценности. Мы все помним, как на «Евровидение» от России ездила группа «Тату», — и ничего ужасного не произошло. Но, когда режим существует долго, он должен удерживать людей под контролем, он должен чем-то цементироваться. Например, традиционализмом, вот буквально скрепами. Совершенно естественно мы начали возвращаться к истокам, сокращению свобод в разных областях жизни, в том числе и в частной. Все это происходит на наших глазах, и тон всегда задает руководство. Мы знаем о взглядах на эту тему всех представителей российской власти, начиная с президента страны. В разных выступлениях я люблю вспоминать его знаменитую шутку про изнасилование.

Я родилась в конце 1980-х, и в то время мы даже не задумывались о том, что сейчас себе позволяют говорить главы разных регионов на тему семейной повестки. Взять, к примеру, ЛГБТ: в 1990-е годы на эту тему не высказывались так агрессивно. Но сегодня свою роль играет интернет и легкость получения информации: раньше мы просто не слышали и не могли собрать в одном месте всю информацию и весь тот абсурд, что они говорят. Но теперь мы всерьез заявляем, что женщина тоже человек, и давайте не будем это забывать. В этом году я начинаю преподавать семейное право, поэтому все лето я посвятила изучению вопроса. Могу сказать, что наш Семейный кодекс написан так, что люди должны друг друга уважать и любить, но там ни слова не сказано о том, что у мужчины есть хоть какое-то превосходство над женщиной. В то же время выходит Мизулина и говорит, что это превосходство есть. Получается, депутат просто откровенно нарушает законодательство, но это никого не смущает. Когда мы живем в тотальном абсурде, в том числе и в женской повестке, нужно каждый раз напоминать, что у нас есть рамки и они прописаны в законе.

Россия — страна работающих разведенных мам, от 52 до 89 процентов женщин в России работает (по данным Роструда — 77 процентов. — Прим. BURO.). Долг по алиментам в России — 100 миллиардов рублей. Суммируем цифры: мама в разводе обеспечивает себя, всех детей и, скорее всего, престарелых родственников, потому что их содержание, как известно, в консервативной идеологии лежит на женщинах. 21 миллион человек живет за чертой бедности, у 48 процентов населения хватает денег только на еду и одежду. И большинство, то есть 67 процентов, — женщины с детьми. Один процент населения владеет 96 процентами всех ресурсов в стране, и в большинстве своем это мужчины (по данным ВШЭ, три процента населения страны владеют 89 процентами всех ресурсов. — Прим. BURO.). Поэтому такой живучей оказалась сказка о принце на белом коне: он придет и решит все проблемы. Так женщины вовлекаются в проституцию и эскорт. При этом женщины должны быть конвенциально красивыми, то есть соответствовать навязанным представлениями этих «белых принцев» о прекрасной нимфе. И именно поэтому за Владимира Путина в основном голосуют не мужчины, а женщины. Им трудно что-то предъявить: они бесправны, живут в нищете, работают в несколько смен и обеспечивают всю семью. Женщины — демографическое большинство, но они абсолютно бесправны. Поэтому им так нужен тот самый «белый принц».

В сериале рассказывали про обрезание клитора, и такие операции — отнюдь не фантастика. Однажды мы узнали, что на Северном Кавказе, в аварских селах, девочкам отрезают клитор. Это ужасно и страшно. Но потом выяснилось, что такие операции делают и в Москве, причем не только совершеннолетним. «Мы не наблюдали таких операций, потому что у нас нет пострадавших, — ответила нам прокуратура. — А что объявление висит... ну и что с того? На заборе тоже написано». Поэтому, когда в «Рассказе служанки» говорят, что кому-то отрежут клитор, мы не можем сказать, что это фантастика.

Как кандидат юридических наук, я защищаю права женщин. Существует Стамбульская конвенция, сегодня именно она предлагает самый прогрессивный механизм женской правовой защиты. Там прописаны очень простые вещи: не нужно отдавать детей в принудительные браки, не нужно делать женское обрезание, не нужно их бить — то есть все то, с чем мы, адекватные люди, не можем не согласиться. Российская Федерация не ратифицировала эту конвенцию. Тем не менее вместе с ведущим адвокатом по защите прав женщин Мари Давтян мы разработали курс, с помощью которого рассказывали российским судьям, прокурорам и адвокатам об этом документе. На него надо равняться.

Недавно я стала участницей замечательной дискуссии на тему «Можно ли женщине заниматься сексом вне брака, потому что ей так хочется, или она „шкура“?». Многие люди в России сегодня не понимают, что не так с этим словом. Они думают, что мы, феминистки, боремся с шутками, с чувством юмора. На самом деле мы боремся с ересью. Люди до сих пор думают, что женщина — это подвид человека. Если она хорошая, то не занимается сексом [вне брака], а если плохая и занимается, то она «шкура». Они мне так и пишут: «Залина, не на что обижаться, потому что не все женщины „шкуры“, а только некоторые». Сложно, знаете ли, даже самым прогрессивным людям три дня объяснять, что так нельзя называть ни одну женщину.

Давайте скажем про контекст. Недавно выпускающая презервативы компания Vizit опубликовала рекламу с изображением змеи и таким слоганом: «Не забывай о защите, даже если меняешь шкуру раз в год». Видимо, их рекламщикам это показалось очень смешной шуткой и классной аллюзией. Когда все возмутились этой рекламой, Vizit сделали круглые глаза и сказали: «В смысле? Мы про змею! Просто „меняет шкуру“ звучит смешно».

Интересно здесь другое. В этой рекламе не просто оскорбляется женщина «легкого поведения» или как там ее принято в патриархальном обществе называть. Тут нам четко дают понять, что женщина — это функция. Это обязательно брак и деторождение, а вне этой системы женщина не воспринимается. Поэтому и появилось такое «замечательное» слово, которым называют тех женщин, что не хотят быть удобными и встраиваться в систему.

Недавно мне написала одна авторка «Т—Ж». Она подготовила материал о том, как выживала, когда ее с 8-месячным ребенком на руках бросил муж. Текст на финансовую тему: как зарабатывать, как откладывать деньги, как вообще жить. В комментариях под ним писали, что «неизвестно, чей это ребенок», что его героиня «шлюха», что она «не удержала мужа». Один мужчина написал: «Слушайте, вы бы лучше пропагандировали женщин, которые могут удержать мужа в семье, а не этих „разведенок“». Какое вообще это все имеет отношение к теме материала? Непонятно. Но подобные комментарии говорят о чудовищной проблеме тотальной мизогинии, а «мамочки» и особенно «разведенные мамочки» находятся в центре этой необъяснимой ненависти. История из «Т—Ж» получилась позитивной и жизнеутверждающей, и, по идее, героиню материала нужно похвалить. Вместо этого ее обзывают дурой.

Женские комьюнити — это воодушевляющая классная история, они реально работают. Например, вот Саша Митрошина: когда следствие предъявило окончательное обвинение сестрам Хачатурян, Саша предложила свою помощь. Она спросила: «Что я могу сделать как блогерка-миллионница, чтобы изменить эту ситуацию?» У нее есть свое собственное комьюнити, которое может выйти на митинги, чтобы поддержать закон о криминализации насилия. А еще вокруг Саши есть прекрасные молодые девчонки, ролевые модели, которые двигают мир вперед. Потом мы вместе с Сашей придумали сеть взаимопомощи жертвам «Ты не одна». А когда Саша запустила флешмоб «Я не хотела умирать», депутаты и сенаторы начали спрашивать: «А что мы так долго не вносили закон о домашнем насилии?» Все это возможно не благодаря каким-то внешним силам, а благодаря женским сообществам — в интернете и в реальном мире.

Раньше было сложно представить, чтобы на часовые пикеты после суда в поддержку сестер Хачатурян пришло столько людей. Участницы нашего чата и подписчицы моего канала часами стояли на этих пикетах. И, кстати, это были не только женщины, но и мужчины. Даже два или три года назад вообразить подобное было сложно. Мне бы даже ближайшему окружению пришлось две или три недели объяснять, что сестры Хачатурян действительно не виноваты в том, что их насиловали. Нас стало больше, мы стали сильнее.